- Для начала первый вопрос: скажите пожалуйста, вы не родственник того самого Кирова, которого убили в Ленинграде в 34-м году?
Нет, просто однофамилец. Но разделяю его мнение и его мысли, потому что он был настоящим гражданином.
Я родился 18-го сентября 1925-го года в селе Кубанка - это двадцать километров от Одессы. Отец мой был военным, и когда мне ещё не исполнилось года, мы переехали в Одессу на улицу Базарную. Между прочим, после убийства Кирова эта улица стала называться улицей Кирова. И все смеялись, мол, улица названа в честь тебя? И вот я всё своё детство провёл там.
В 33-м году вы, наверное, знаете, какой голод был? А нас в семье восемь человек было. Шесть детей, я - последний. И отец решил спасать семью. Он поменял нашу трёхкомнатную квартиру на другую, на улице Будённого (сейчас Болгарская), получил соответствующую сумму, мешок муки, бутыль масла, и вот так мы пережили 33-й год.
- Как вы считаете, в чём была причина такого голода?
Сейчас много пишут об этом, но я не могу вам ничего сказать по этому поводу. Просто знаю, что голод был. И отец вынужден был работать. Его в село посылали, он нас забирал с собой в Дальник, мы там жили, и я кочегарил: топил котлы на кухне для рабочих. И поэтому в школу я пошёл только в девять лет.
- В какую?
В городе, украинская школа № 18.
- Обучение было на украинском языке?
Да.
- Вы чем-то увлекались до войны?
Да, я немножко выступал в самодеятельности и любил футбол. И даже в 36-м году, когда была война в Испании, к нам в Одессу присылали испанских детей, и наша школа играла с этими ребятами в футбол. Вот там, где сейчас парк возле Привоза, там был стадион, и мы там играли. Вот такое было увлечение. И занимался спортом, конечно. Моя сестра была чемпионкой Украины по гимнастике, поэтому я всегда ходил с ней в тренировочный зал, где она делала свою работу, а я занимался на снарядах. И в итоге в шестнадцать лет я уже имел значок "Готов к труду и обороне". Это мне помогло в армии, потому что не надо было меня долго обучать. Сразу увидели меня в запасном полку и говорят: "Так, ты значок имеешь, значит уже умеешь стрелять".
- Скажите пожалуйста, после 33-го года обстановка с питанием наладилась? Уже не голодали так?
Ну, у нас в семье, считайте, сначала четверо работали, потом стали работать сёстры, а потом брат начал работать, и с 36-го года мы уже начали жить более-менее нормально.
- А начало финской войны как-то отразилось на вашей жизни или нет?
Нет, не отразилось.
- Я недавно узнал, что при Сталине каждый год, примерно в марте, понижались цены на продукты. Вы можете что-то сказать по этому поводу?
Да, это было, это я могу подтвердить. Ежегодно было снижение цен.
Ну и вот, я закончил семь классов, и началась война. Вообще страшно описывать это дело. Я ещё тогда получил приглашение от торгового техникума, чтобы поступать к ним, и на другой день должен был туда идти, но уже не пошёл из-за войны. И вот, мы вышли из кинотеатра "Зирка" (раньше напротив вокзала, где поворот и Макдональдс, там был кинотеатр), и все говорят: "Война! Война!". А, оказывается, первые бомбы упали на Пироговской (там наш сосед был ранен), и когда мы проходили обратно, то на Соборной пощади уже всё было оцеплено - там тоже упала бомба. И всё. Я подал документы в ремесленное училище, должен был там учиться, но так получилось, что я вынужден был остаться в оккупации.
- Скажите, до войны ходили какие-нибудь слухи?
Нет, не было ничего такого. У меня сестра была заведующей отделом коммунистической партии на Пересыпи. Она должна была эвакуировать какие-то документы, и меня готовили уезжать вместе с ней. Но так получилось, что нас не взяли. Там охрана была, многих пропускали, а её вернули. Просто сказали: "Давайте документы" - и всё. И она в связи с этим заболела сердцем и слегла. И осталась на оккупированной территории.
- Чем вы занимались в период обороны города? До того, как сюда пришли румыны.
Мы рыли окопы в Дальнике, потом в Одессе на перекрёстках строили баррикады. Нам привозили большие мешки с песком, мы делали бойницы, ежи противотанковые ставили на перекрёстке Будённого и Запорожской - то есть город готовился к уличным боям.
- А карточки на хлеб вводили с началом войны?
Были карточки, да, но это я вам уже не могу рассказать в подробностях. В последние дни обороны в 25-ю Чапаевскую дивизию прибыло пополнение с парохода (они проходили по нашей улице), и румыны были отброшены на несколько километров от города. И в это время начался отход войск. Одессу оставили...
- Кого-нибудь из вашей семьи призвали на фронт перед этим?
Мой брат, Иван Зиновьевич Киров, был призван в армию ещё до начала войны. Он 22-го года рождения. Уже почти год служил перед тем, как война началась. Был в морской пехоте. О брате могу сказать, что он участвовал во многих операциях: и в Керчи, и в Севастополе. И в конечном итоге, когда уже освободили Одессу, мы узнали, что он погиб под Бендерами.
- А отец? Вы говорили, что он военный.
Отец был в фортификационном батальоне. Он уже не подлежал мобилизации, но тоже участвовал в обороне. У них на Ярмарочной площади был штаб (по-моему, это 136-й фортификационный полк), они имели оружие и даже взяли в плен одного сбитого лётчика на Слободке. Потом привели его в штаб - было такое. А отец был ранен в руку и тоже остался в оккупации.
- Можно немного про оккупацию? Какое впечатление на вас произвели румыны?
Ужасное впечатление они произвели. Те, кто были под немцами, говорят, что там хуже было, а якобы в Одессе с румынами можно было договориться. Но они как цыгане. Они приходили в дом и под видом поиска партизан и коммунистов подбирали всё, что можно было: и костюмы, и прочее. У нас тогда было печное отопление, так я в ящике с углём сделал второе дно и спрятал туда партийный билет сестры. Мы переживали, потому что румыны заходили несколько раз. Мол, коммунист, коммунист. А сестра говорит: "Я больной человек". Она действительно очень перенервничала, ей стало плохо с сердцем - такой у неё приступ был, что документы забрали, а её не пустили. И что характерно, нас не взяли, а этот корабль разбомбили.
- Это случайно не теплоход "Армения"?
Нет, "Ленин". Вот так. А в армию я был призван 11-го апреля 44-го года, как только наши части освободили Одессу. Приехали "покупатели" из воинской части, отобрали команду, в том числе и меня, и направили нас за Дальник. Там в посадке стояла 108-я гвардейская дивизия. Учитывая, что я был такой энергичный и почти спортсмен, меня определили в автоматчики. Я попал в третий батальон 308-го полка, во взвод автоматчиков.
- То есть, я так понял, вас ни в какой запасной полк не отправляли учиться?
Нет, потому что мне не надо было. ППШ я уже знал, винтовку я уже знал. Эта винтовка СВТ самозарядная, она была никудышная во время войны.
- Почему?
А потому что плохо стреляла, засорялась часто, понимаете? А вот ППШ - это уже был нормальный пистолет-пулемёт.
- Где вы приняли первый бой?
На Днестре. Наша дивизия собрала пополнение и тут же была брошена на Днестр. Наш 308-й полк форсировал реку и на той стороне закрепился, а остальные полки (305-й и 311-й) остались на этой стороне. Мы окопались, получилась временная передышка. И что характерно, перед нами были сёла Талмаз, Чобручи, и через эти участки всё время пытались вражеские разведчики попасть к нам. Поэтому рота на ночь выпускала боевое охранение перед линиями обороны, чтобы они успели сообщить в случае чего. А если всё было нормально, утром они возвращались в окопы.
И 18-го июня противник пошёл на штурм, чтобы сбросить наш полк назад за Днестр. Начались ожесточённые бои. Бывало так, что румыны лезли и прямо падали в окопы. Мы вынуждены были рассеивать их. И некоторые люди в полку не выдерживали этого натиска и бежали назад. А наш автоматный взвод сдерживал всю эту армаду. Я же говорю, что мы стреляли, и румыны убитые падали прямо к нам в окопы. Потом миномёты начали бить по ним, и мы отбили вот это наступление. Поле было усеяно их трупами, понимаете? У нас потери тоже были, но мы сидели в окопах, нам легче было. Обычно, кто наступает, тот больше теряет людей. И вот в этом бою я отличился, и мне присвоили звание гвардейца. Вот этот знак был дан мне именно за тот бой (*титульное фото).
- Какая-то необычная форма на вас...
Ну вот такая была. Мало того, мы потом когда под Будапештом стояли, так нам пожарную одежду выдали. Даже такое было. Так вот, я же вам не договорил. Мы когда это наступление на Днестре отбили, у нас там были "самострелы". Руку себе прострелят и убегают в медсанбат. И после этого к нам на ту сторону пришло новое пополнение, а нас, оставшихся, отозвали за Днестр и построили буквой "П". Думаем: "Чего нас собрали?". Неизвестно. Оказалось, стоял один солдат на коленях, возле него стоял НКВДшник, и нам читают приказ: "За самострел, за то, другое, такая-то фамилия (ему, по-моему, было сорок три года, этому товарищу), приговорён к расстрелу". И не успели мы опомниться, только прозвучало: "Приказ привести в исполнение" - как тот сразу выстрелил и всё. Мы все разошлись, начали обсуждать этот инцидент, командиры тоже с нами вели работу соответствующую. Так потом поговаривали, что у него сын участвует в боях на 2-м Украинском фронте, и якобы решили сыну этого не сообщать, а просто написали, что погиб. Потому что не хотели портить ему жизнь - такая молва пошла.
И после этого мы пошли в наступление полностью по всему фронту: Чобручи, Талмаз, Слободзея. И когда пошли, нас пулемётчик из дзота начал обстреливать. Они же там на высоте были, а мы в низине. Мы залегли, и нашему отделению дали задание проползти под прикрытием огня к этому дзоту, чтобы его уничтожить. А дзот, он имеет обзор ограниченный. И мы с группой автоматчиков поползли. С нами ещё был разведчик, Костя, плотный парень такой. Он 21-го года рождения, а у нас все пацаны: 25-й, 24-й год. И он уже считался "стариком". И вот, мы под прикрытием огня прорвались, зашли в тыл, и я бросил гранату во вход. Но я их не покалечил, а выскочили оттуда два румына, и тут разведчик их сразу хватанул. Часть наша пошла вперёд, а командование, которое руководит, оно всегда сзади. И нашему командиру батальона, майору, привели этих румын, которые сидели в дзоте. Он с такой злобой выругался: "Вот гады!" - вынул пистолет, и тут же у меня на глазах расстрелял обоих. Надо было видеть его физиономию, когда он доставал пистолет. Чем мог защититься уже этот румын? И он в упор одного и второго положил. -"Так надо" - говорит. И всё...
Мы проходили с боями по Молдавии, потом через Болгарию, а оттуда в Румынию. Нас, автоматчиков, всегда бросали на поддержку того или другого фланга, когда надо было. И у реки Сирет, по-моему, был такой случай. По всему фронту никак не могли взять "языка". И вот, решили сделать это на нашем участке. К нам иногда приходили разведчики и брали из нашего подразделения людей дополнительно. Разведка полковая, она имеет какое-то количество бойцов своих, но для того, чтобы взять "языка", например, им нужна подмога. Там ведь кроме группы захвата существует ещё группа прикрывающая, чтобы могла прикрыть, если им удалось взять "языка", группа отвлекающая, которая должна вызвать на себя огонь, стрелять, чтобы те могли отойти. Вот так примерно. И они пришли и говорят: "Вот ты, потом ты, ты и ты" - на одного показывают. Ему было лет тридцать восемь примерно, он стоял рядом со мной. И назначили его. А он говорит: "Хай він іде, він помоложе" - показывает на меня. Этот майор из разведки отвечает: "Хорошо. Раз ты так хочешь - пожалуйста". А сам, знаете, так странно на него посмотрел, я помню, и говорит мне: "Иди ты". И вот, разведка готовится, нас собрали в предполье на совещание, ров такой колоссальный, и дают задание каждому. Я был в прикрывающей группе, а сапёры заминировали этот участок, и надо было посадить нас так, чтобы мы не наткнулись на мины. Меня сапёр один провёл и говорит: "Так, влево-вправо пойдёшь - можешь на мины попасть. Вот здесь окопайся и сиди". Другие дальше где-то заняли позиции. А разведка уже идёт. Что значит "идёт"? Это разведка боем. Миномётчики бьют по переднему краю, потом переводят огонь вглубь, а разведчики в это время должны забрасывать гранатами траншеи и искать намеченного "языка" в бункере или где-то ещё. Вот такая задача. В общем, когда дали зелёную ракету, я открыл огонь из автомата по этому участку, другие тоже начали стрелять, ну и взяли "языка", а он ничего сказать не может, румын этот. Номер части только назвал и всё. Вот если бы взяли офицера какого-то, то он хоть что-то бы мог сказать. Вот так...
Из Румынии мы перешли в Югославию, и там вспоминаю такой случай. Тито был окружён в одном районе, и он запросил помощи у нашей армии (это мы уже потом узнали). И наш полк бросили на вызволение, как говорится, чтобы помочь Тито прорваться. Это было в районе города Павловград, по-моему. Мы прорвали эту оборону, взяли очень много пленных и вместе с партизанами вошли в город. Пленными армия Тито начала распоряжаться, а мы пошли по своему направлению. А поскольку мы были одеты непонятно, да ещё вместе с партизанами зашли, то жители стали кричать: "Жигало (*?) партизаны!". Одна женщина кинулась ко мне, начала целовать: "Янко!". Я говорю: "Я не Янко. Я - советский воин". А на мне были брюки танкиста, сверху плащ-палатка, потом вот эта пилотка, и только одна звёздочка на пилотке могла сказать, что я советский солдат. И вот там нам дали эти пожарные костюмы, потому что обмундирования не было в то время.
Затем была Венгрия. Мы взяли город Сегед и пошли на Кечкемет. Наш состав автоматчиков пополнили, и мы, группой в двадцать пять человек, должны были на танках прорвать линию обороны противника, проскочить город Кечкемет и, как по-военному это называется, "оседлать дорогу". То есть, если сюда будет идти подмога, то мы должны её встретить. А если отсюда будут отступать, то мы должны их не пропустить. Вот так. И мы когда открыли огонь по переднему краю, они все, конечно, спрятались в окопы, а мы на танках проскочили линию фронта и пошли через город. Никто нам не перечил, потому что это был уже глубокий тыл. И мы за городом эту дорогу "оседлали". Танки окопались, каждый на своём участке, а мы, автоматчики, вырыли себе ячейки круглые, чтобы можно было сидеть и поворачиваться в любую сторону. Весь день прождали - ничего. И вот, на рассвете идёт бронетранспортёр, за ним колонны фашистов на таких огромных машинах военных, в которых, наверное, человек по двадцать-тридцать. Командир наш увидел это, танкисты, конечно, тоже заметили - они же знают, зачем они здесь сидят. И мы ждём, когда танкисты начнут стрелять, мы же не можем автоматами достать туда. А те идут прямо колонной - думают, что тут никого нет. И наконец-то выстрел. Бронетранспортёр сразу был подбит, немцы начали высыпаться, а мы под прикрытием танков пошли вперёд. Они залегли по кюветам, а мы их "посеиваем", не даём подняться. Наш командир кричит: "Хенде хох!" - он по-немецки мог немного разговаривать. И семьдесят человек мы взяли в плен. А приказано было пленных не брать, потому что мы же находимся в тылу. А там началась уже артподготовка, уже наши по всему фронту пошли в наступление. А как же ты семьдесят человек расстреляешь? И командир нашёл вот такой выход из положения: загнали этих пленных в посадку, оружие сбросили навалом в один из кюветов и поставили двух автоматчиков охранять. И когда наши начали нажимать оттуда, и те начали отступать, то мы их встретили тут. И опять пленных набрали. И тоже танкисты с автоматчиками на танках первыми прорвались к нам: "О-о! Славяне!". Вот такой эпизод был.
После этого мы с боями освободили город Цеглед и решили с ходу взять Будапешт. Как нам тогда говорили: "«Иваны» идут напролом". И вот, в первый квартал ринулись - они отбили нашу атаку, мы вынуждены были отступить и закрепиться. И к нам на другой день пришли штрафники. Они так: один моряк, потом лётчики и так далее. Один лётчик лётчик был Героем Советского Союза, он после Одессы стал командиром эскадрильи. И, будучи дежурным по аэродрому, он из Румынии перелетел в Одессу, побыл у себя в семье и утром вернулся. Об этом узнали, сняли все награды с него, и он стал штрафником. Их пришло девять человек. Один морячок вот этот, и все они в немецких больших балахонах, с автоматами немецкими. А командир у них - полковник, тоже штрафник. И у них задача была: на рассвете во что бы то ни стало взять первые дома, чтобы можно было идти дальше, пробиваться тут. И вот эти самые штрафники сделали своё дело. Когда они подорвали первые дома, артиллерия дала небольшой залп (пятнадцать минут), и мы уже вошли в город. Самое страшное - это уличные бои. Вы понимаете? Стрельба со всех сторон, не знаешь, противника где найти. Бывало такое, что мы на первом этаже, а противник на втором. А подземные ходы у них какие были? Очень сложные вообще эти бои. Потеряли много танков, самоходок, людей много погибло. В нашем взводе было восемь убитых. Это уже был ноябрь месяц, и тут меня ранило.
У нас, автоматчиков, был запас: одна противотанковая граната (РПГ-43), две наступательные, пачка патронов - это всё должно быть в вещмешке. Автомат с круглым диском, два рожка дополнительно к нему ещё - вот такой боекомплект. И вот, как только мы вошли в первый этаж дома, я бросил противотанковую гранату. Она мне открыла полностью дорогу, мы с ребятами ринулись туда и сразу начали "посевать" по коридорам. И получилось так, что в один момент я выскочил, и напротив меня оказался фриц. Здоровый такой, рыжий немец. Я нажал на курок, дал очередь, сбил его, но он в последний момент (он с автоматом был) выстрелил и попал мне в правую ногу. Падая уже стрелял, понимаете? Вот так я получил ранение.
В госпитале был недолго, около месяца, и пришёл уже как раз к завершению битвы на озере Балатон. Там были такие бои... Наша сторона открывала огонь, мы шли в атаку, занимали целый ряд участков, окопы, отбивали немцев, потом они лавиной шли на нас, мы вынуждены были отступать опять на свои позиции - вот такое было на озере Балатон. Там я был контужен. Снаряд разорвался недалеко, а я каску выкинул с самого начала: она падала, мешала. И мне пробило пилотку, и вот до сих пор ещё остался шрам на лбу. Получил контузию, но остался при части.
И вот там был такой случай. Мы стояли, и ночью проходила целая толпа пленных немцев. Впереди шёл офицер в нашей форме, когда караул его спрашивал: "Кто идёт?" - он отвечал: "Пленных ведём". Это, наверное, целый батальон был. Наши "Иваны" пропустили их, и они потом вырезали в Сольноке госпиталь. А на них были такие длинные шинели, и под ними, оказывается, были автоматы спрятаны. И потом вызывали нашу часть назад, чтобы Сольнок окружить и уничтожить эту группировку. Вот такой случай.
- Как же это не догадались у них автоматы позабирать?
Так "не догадались" - он вёл их как пленных. Это был наш офицер, переодетый, конечно. Власовец, наверное. Знаете, как они нам кричали, когда мы уже в Карпатах были: "Чего вы сюда пришли? Вам что, мало места было?". И вот они они успели вырезать госпиталь, там ещё напакостить, разбили бы и штаб, да только нас перебросили туда. Штаб охранялся, но людей немного было - автоматчиков, которые отстреливались. Вот такой случай был, казус. Его нельзя описать, но он был, понимаете?
И оттуда мы уже пошли в направлении на Чехословакию. Освободили целый ряд городов: Нитра, Банска-Штьявница и так далее. Под Банска-Штьявницей тоже такие страшные бои проходили. У немцев был "Ванюша" - шестиствольный миномёт, который накрывает целый участок. И нашей роте пришлось отойти, окопаться, а один пулемётчик остался. Их пять человек в расчёте станкового пулемёта, и он же не может сам уйти. Кто будет этот пулемёт таскать? А бросить пулемёт, вернуться - это расстрел в военное время. И когда немцы пошли вперёд, он начал защищаться, из пулемёта их косить. И вот, командир поднял нас в атаку, и мы пошли уже лоб в лоб, как говорится. Они стреляют, мы стреляем. В общем, отбили эту атаку, и ему присвоили звание Героя Советского Союза - этому пулемётчику, командиру пулемётного отделения. Не помню его фамилию.
У нас командир батальона был Героем Советского Союза. Наш командир взвода - тоже. Уже когда я был ранен, он якобы (я читал сам в газете) на каком-то участке подорвал танк и сам погиб. Под Балатоном это было. Новиков фамилия, кажется. Это есть в советской прессе, и в журналах писали. У меня даже где-то был этот список Героев, которые погибли...
После этого нас срочно посадили на танки Катукова, чтобы пока пехота будет идти, совершить прорыв на Прагу. Там чехи подняли восстание, и получилось так, что там и власовцы были. И одни стояли за то, чтобы уже сдаться, а другие сопротивлялись, потому что знали, что их потом ждёт. Потому что у нас был приказ на озере Балатон, чтобы власовцев не брать в плен.
- И что, расстреливали их сразу?
Да. Ну не мы, а командир расстреливал их сам. Между прочим, в госпитале рассказывал один сержант, что он по приказу командира расстрелял своего родственника, который был власовцем. Вообще много эпизодов можно было бы рассказать, но сейчас такие годы, что уже иной раз даже не можешь вспомнить все подробности. Мы когда приходили в школы, в гимназии, на день Победы особенно, так меня часто спрашивали: "Ну вы убили кого-нибудь?". Я говорю: "Приходилось. Если бы я не убил его, он убил бы меня. Это война. Я стрелял, и они стреляли". Если тогда на Днестре румыны ну буквально падали в наши окопы. Немцы их толкали впереди себя, понимаете? Я был очевидцем и такого. Так что назадают такие вопросы...
И потом в Праге собрали остаток нашего полка, объявили о Победе и о том, что немецкие войска капитулировали, и нашему 2-му Украинскому фронту дали задание идти на восток. И таким образом я считаю, что мы закончили войну именно в Праге. Нашего командира батальона оставили и назначили комендантом города Вена. А наш политотдел после Будапешта работал с пленными венграми, и была создана венгерская армия, знаете? Которая шла вместе с нами. А в Румынии румынская армия создалась, и тоже вместе с нами шла. И вот когда в Карпатах власовцы нам кричали: "Почему вы пришли сюда?!" - они у нас на флангах разбили этих самых румын, и румыны начали бежать. Прибегает один и кричит: "Стренджи фок, брате! Стренджи фок! (*?)" - чтобы наша артиллерия дала огня туда. И таким образом, румынская армия вместе с нами воевала. А потом венгры воевали с нами против немцев.
 |
«Бывший Командир 108-й гвардейской Николаевской
дивизии
| Сергей Илларионович Дунаев» |
- Извините, пока не забыл: я вижу у вас на груди орден Славы. Это ведь очень приличная награда для рядового бойца. Можете рассказать, при каких обстоятельствах вам её вручили?
Это за город Сегед. Получилось так, что когда мы из Павловграда вышли и подошли на танках к берегу реки (это было на границе Югославии и Венгрии), немцы на пароме уже отходили на другой берег. Им начали кричать: "Цурюк!" - мол, назад. Они тянут туда, мы на этой стороне, в Югославии, а там уже Венгрия. Наши артиллеристы дали несколько залпов и заставили их тянуть паром назад. И когда они его притянули, то их забрали в плен, а наш взвод посадили на этот паром, и уже мы пошли на ту сторону под прикрытием артиллерии. И когда немцы пошли на нас, мы отбили две атаки. Нас уже, наверное, человек семь осталось, потому что они начали тоже стрелять из миномётов, попали в наш паром, и мы вынуждены были вплавь добираться до берега. И вот, мы удержали этот плацдарм до прихода основных наших войск, и за это я получил орден Славы. А до этого на Днестре была медаль "За отвагу". Ведь я же вам говорил, что нам прямо в лавину этих румын надо было стрелять. Они шли, чтобы только сбросить нас. Вот это моя первая награда.
- А благодарностей от Сталина у вас не сохранилось?
Есть где-то. У нас много листовок было, бросали нам, мол, для поддержки, особенно в Будапеште. Так мы из них делали скрутки и курили.
- А вы курили на фронте, да?
Курил. Единственное, что не пил. Давали нам сто грамм положенных, особенно когда шли на прикрытие или надо было дорогу "оседлать". Все документы у нас забирали, письма, если у кого были, на танки и вперёд. Нас же всегда при наступлении отправляли в первую очередь: танки идут и мы на танках. А когда танк начинают обстреливать, он начинает маневрировать, мы падаем, рассеиваемся, и под прикрытием танка идёт наступление. Вот такая работа автоматчиков. Не допускать, чтобы танк оставался без прикрытия. Но я не пил. А курить - курил с шестнадцати лет. Отец сказал: "Раз он хочет, пусть курит".
- Кстати, отца повторно не призвали после освобождения Одессы в 44-м году?
Нет, он ведь вообще призыву не подлежал. И уже тогда мне писали письма, когда я был в госпитале, что брат погиб под Бендерами. Мы были рядом, на одном фронте...
И вот, была команда весь 2-й Украинский фронт перебросить на Дальний Восток. Оказывается (это мы потом уже узнали), согласно союзническому договору Советский Союз должен был помочь американцам в войне с Японией. Ну и по ходу, пока нас туда везли, я сочинил такое:
Я вам не скажу за всю Европу,
вся Европа очень велика.
Но каждый румын, мадьяр и немец
помнить будут нас наверняка.
Дана команда "по вагонам!",
прощальный поезд дал свисток.
Вагоны тронулись со скрипом
и повезли нас на восток.
Я вам не скажу за всю Европу,
на востоке тоже побывал.
Но кто говорит, что океан - "тихий",
тот его ни разу не видал.
Друзья радушно нас встречали,
и тут же поднят был аврал.
Гремели пушки, пулемёты.
Японец от ярости дрожал...
Это на мотив песни "Шаланды, полные кефали". Там было два фронта: Забайкальский и Приморский (*точнее три: Забайкальский, 1-й Дальневосточный, 2-й Дальневосточный). И нашу бригаду бросили на Приморский. Нашей задачей было освободить Курильские острова. И в отличие от немцев, которые напали на нас внезапно, если вы помните из истории, наше командование предупредило японцев: было объявлено, что 9-го августа 1945-го года начинаются военные действия. И вот дальше:
Туманом остров Сахалин покрылся,
порт Маока весь в дыму.
Десант наш точно приземлился
у японцев на виду.
Так оно и было. Точно, как я и описал. Нам надо было освободить Южный Сахалин, и оставалось выбить японцев из порта Маока (*ныне город Холмск). Нас посадили в "Днепрострой", грузовое пятитрюмное судно, и мы, две с половиной тысячи воинов, пошли туда. Так что характерно: мы шли без флага, и когда корабль причалил, мы бросили японцу конец, и он нас пришвартовал. И когда мы высыпали, он кричит: "Рус!" - а уже поздно, мы на пирсе. Те, которые стояли на пирсе, сопротивление уже не оказывали, а остальные залегли и начали стрелять по нам. Тогда наша артиллерия и крупнокалиберные пулемёты с корабля начали бить по ним в ответ. В общем, освободили мы порт, взяли очень много пленных, и на рассвете этот же корабль должен был везти нас с Сахалина по направлению на остров Хоккайдо.
На рассвете вышли в море, нас сопровождал крейсер "Калинин", два миноносца, и самолёты над нами кружили. Но тогда ведь бензина мало было, и наши истребители, "Яки", не могли долго находиться в воздухе. Это сейчас они могут сутками летать, а раньше... И вот он полетает над нами и уходит на заправку. А в это время американцы испытали бомбу на городах Нагасаки и Хиросима, и они уже находились на Хоккайдо. И когда мы подошли и встали на рейд (ну, очевидно, что наше командование договорилось с ними), они говорят: "Вы можете высаживаться, если у вас такое задание, но комендант острова будет наш, американский". И вот оттуда мы начали освобождать Курильскую гряду, ведь на всех этих островах были японцы: Шикотан, Итуруп, Парамушир и так далее. Мы отошли на несколько километров от Хоккайдо, крейсер развернулся бортом, и даём ультиматум на Шикотан. Они не выбрасывают белый флаг, не сдаются. Тогда крейсер одним бортом даёт залп, и мы высаживаемся на берег. Как только они начинают стрелять, наш крейсер подавляет все их точки. И так мы под прикрытием и под дымовой завесой освободили этот остров. Взяли пленных, согнали их на один участок, оставили там соответствующие подразделения, и крейсер идёт дальше. Следующая цель - Итуруп. И вот так мы "ходили" и все острова забирали. Нужно отдать должное японцам: вояки они неплохие, и поначалу сражались. Но видя, что уже конец, они начали взрывать свои пушки, чтобы они не достались нам. И вот мы на Итурупе высадились под прикрытием шквального огня пулемётов и орудий и взяли остров почти без боя. Захватили пятнадцать тысяч пленных! Это был самый большой остров: по всей Курильской гряде аэродром только там был. А винтовок они сдали нам всего восемь тысяч - это на пятнадцать тысяч пленных. Оказывается, в сопках у них были ходы, они туда оружие сбрасывали, взрывали и засыпали. Это нам потом уже один пленный японец рассказал. Ну и что? Мы их согнали на этот аэродром, поставили охрану, а через три дня пришёл "Миклухо-Маклай" пятитрюмный, потом ещё "Днепрострой", и мы три тысячи пленных на Сахалин отправили. Ну, потом очистили острова эти полностью. И так закончил я войну на Дальнем Востоке.
- С кем было сложнее воевать, с японцами или с немцами? Кто ожесточённее сражался?
Я вам скажу, немцы страшно нахальные были и считали, что они вообще непобедимы. А японцы многие уже видели, что конец. Они на следующих островах, когда только мы залп давали, выбрасывали белый флаг и готовы были сдаться. Мы там снова оставляли группу наших солдат и шли дальше. Японцы сопротивлялись больше в Порт-Артуре и в районе Харбина - это со стороны Забайкальского фронта. Там у них была эта основная армия хвалёная, которую разбили. А гарнизоны, которые располагались на островах, они уже были малочисленные, тем более эти бомбы помогли, и они начали сдаваться.
И вот, служу я на Курилах
и слышу Сталина приказ:
"С войной покончили вы быстро,
за что благодарю всех вас".
И все получили благодарности от Сталина. Есть такая у меня, в документах должна быть.
- В каком звании вы войну закончили?
Старшина.
- Я ещё спросить хотел, вас не пытались во время оккупации угнать в Германию?
Нет. Когда вступили сюда румыны, отец мне сказал: "Уходи из города". У нас тётка жила в селе Коминтерново, мамина сестра. Муж погиб, она одна осталась. -"Иди к тётке" - то есть решили спрятать меня, вот в таком духе. И я пешком, днём и ночью добирался до Коминтерново. Там помогал тётке по хозяйству. А у них в селе был староста. Он был не таким, как все остальные старосты, а он был Человеком. И когда румыны начали ходить по хатам, он пришёл к тётке и сказал: "Спрячьте вашего хлопца, потому что сейчас будут собирать всю молодёжь для отправки в Германию". Он всех предупредил. И тётка договорилась с одним коммерсантом, который открыл здесь лавочку и ехал за продуктами в Одессу. У него телега была, лошадка, и вот я с ним ночью на повозке уехал в город. Он немножко уже разговаривал по-румынски, и когда румыны нас провожали, он им говорит, мол, это "баят" мой - парень, который помогает ему работать. А он всегда им водку носил. Они же такие, что дай денег - и всё, будешь лучшим другом. Они бедолаги. Я же помню, мы на Днестре когда после артподготовки пошли в наступление по всему фронту, так находили убитых румын. У них уздечки, пояса, ложки, вилки, какая-то амуниция, шанцевого инструмента как можно больше, и вплоть до того, что даже какой-то ополонник и прочее. Это беднота такая вообще. Что можно было, они всё подбирали для хозяйства. И вот его убило, и закончилось его хозяйство...
- Скажите, как вас встречало местное население в Европе? Как освободителей?
Да, особенно в Праге и в Белграде. В Болгарии, когда мы шли на танках, так они бросали прямо под гусеницы ковры. Очень здорово. Югославы и болгары встречали нас исключительно. Чехи уже немножко, ну как бы выразиться, с каким-то высокомерием, что ли. Но тоже нормально. А в Праге встречал нас народ исключительно, потому что мы во время пришли, понимаете? И там очень большая часть власовцев уже не хотела воевать, они уже видели исход. А другие их просто заставляли. У них разлад был. Ну, много не мало, а за освобождение Чехословакии шестьдесят тысяч наших воинов погибло. Это за Чехословакию только.
- А в Венгрии как вас встречали?
Прятались. В Венгрии не было такого дружелюбия.
- А румыны?
Румыны тоже. Ну что румыны? Ха, мы когда проходили через Бессарабию, они говорили: "Что, опять будут колхозы? Опять будет «давай масло, давай сыр»?". Я говорю: "Нет, колхозов уже больше не будет (*смеётся)". Что я мог им сказать? А так они нас угощали. И там я впервые выпил яйцо сырое. А то всё как-то не приходилось дома по разным причинам.
- Понравилось?
Ну да, и с тех пор я иногда выпиваю. Сырое яичко охлаждает организм.
- Вы сказали, что из вашего взвода восемь человек погибло в боях за Будапешт. Не помните их фамилии? Чтобы увековечить, так сказать.
Мухитдинов - стрелок ручного пулемёта. Потом Гришин. Всех не помню, уже позабывал. Это те, которые были рядом со мной. Их подорвали.
- А на фото у вас случайно не английская гимнастёрка? Не по ленд-лизу полученная?
Нет, это румынская. У нас в полку форма уже была мусоленная и простреленная, так дали мне вот эту. Санитарки в госпитале, когда меня контузило, не могли налюбоваться этой фотографией. Говорили: "Такой молодой...".
- У вас там ни с кем не закрутился роман?
Да некогда было. Я же вам говорил, у нас не было такого, что: "Отбой!" - и можно спать. Всё время мы были на ходу, всё время на передовой. Вот только в госпитале я смог сделать эту фотографию.
- Как вы считаете, за счёт чего удалось победить в той войне?
За счёт нашего народа. За счёт нашей армии. И заслуга в этом таких командующих, как Конев, Ватутин, Малиновский, Жуков, Толбухин и так далее.
- У вас сейчас осталась какая-нибудь ненависть к немцам или к румынам? Или, может, к японцам?
Никакой ненависти нет. У нас были японцы на Итурупе, простые жители. И у них так: они всё время в земле. Землянки такие, только крыша на полметра торчит, а вход земляной. И дверь открывалась на себя. И вот так они жили. И нашему отделению доверили тысячу японцев, чтобы дорогу делать от пирса в часть, потому что там дорог не было на островах - сплошной кедровый стланик. Он если с севера на юг лёг вот так, то пройти уже нельзя: надо разгребать, чтобы продвигаться. И вот, нашему отделению дали тысячу человек, шанцевый инструмент, чтобы они рубили, прокладывали дорогу, а мы их охраняли.
- Скажите пожалуйста, как вы относитесь к Сталину?
Понимаете, люди относятся к нему по-разному, но я вам отвечу словами Черчилля, который был самым ярым противником не только Сталина, а и Коммунистической партии. И он сказал, что если бы у власти стоял не Сталин, то Советский Союз не победил бы. Вместе с тем, что он очень много ошибок допустил, но благодаря ему была выиграна война - это слова Черчилля. Как главнокомандующий он жёстко держал политику.
- Как вы можете оценить автомат ППШ? Надёжный он?
Да, он был надёжный, хороший. Но знаете, как солдаты? В диск, например, положено набивать семьдесят один патрон. Больше нельзя. И два рожка у меня было, в которые ещё по тридцать пять патронов можно набить - вот это мой комплект. А наш "Иван" крутит и вставляет семьдесят второй, семьдесят третий - понимаете? И вот у меня получилась такая осечка в Будапеште, что он не сработал. Я должен был его встряхнуть, чтобы он выстрелил.
- А что, можно было больше патронов впихнуть? Помещались?
Ну, получалось так, если позволяла пружина. Они ведь разработаны уже были постепенно. Но вот такая может быть осечка.
- А из немецкого МП-40 не доводилось стрелять?
Нет. У нас командиром взвода был лейтенант Клитотехнис из Крыма. По национальности грек, что ли. Красавец-парень, здоровый такой. И получилось так, что когда мы подошли к городу Цеглед, там была только одна дорога единственная, а слева и справа кюветы с водой. И весь наш полк оказался на виду почти. А разведка, которая была впереди, доложила, что на той стороне реки горят подфарники немецких танков. Сразу команда: "Залечь" - потому если они обнаружат нас, то уничтожат всех сразу на этой дороге. Мы залегли, и тут приходит лейтенант Клитотехнис и спрашивает: "Кто плавать умеет? Надо перебраться на ту сторону реки, чтобы занять плацдарм какой-то". А мы приехали туда после Кечкемета уже к ночи. Я говорю: "Могу, конечно". И нас троих, в общем, он выбрал и говорит: "Я за вами приду".
И вот, в час или в два ночи он приходит: "Пошли". Мы подошли к берегу, а наши все открыли сплошной огонь по той стороне, крики "ура!", чтобы мы под этот шум могли туда переплыть. Мы вошли в воду, а там по колено глубина всего - вот тебе и разведка. Можно было всем подготовиться и пройти. В общем, мы пошли вперёд, заняли первые домики, уже почти весь полк был на этой стороне, но пулемёт немецкий, этот МГ скорострельный, не давал нам покоя, мешал продвинуться дальше. И Клитотехнис с ординарцем и ещё одним бойцом пошли вперёд, чтобы уничтожить этого пулемётчика. Но неудачно. Командир был убит, Бурда (ординарец) был ранен и вернулся, а третий притащил командира. И таким образом я получил от ординарца на память немецкий "вальтер", который был у нашего лейтенанта. И я с ним шёл всю оставшуюся войну. Уже дальше он в вещмешке у меня лежал.
А на Курилах, когда я демобилизовался, нам устроили шмон, как говорится. Спросили, мол, оружие есть у кого-то? Как я мог сказать, что нету, когда кругом мешки надо было выставить? (Между прочим, была демобилизация, а нас ещё шесть месяцев держали как форпост. Мы на шесть месяцев позже уехали домой). Так вот, я его сдал. Конечно, сказал, что есть...
- Вы на фронте сталкивались с органами НКВД или СМЕРШ?
Я слышал, что они вербовали солдат из нашей армии. Вызывают и говорят, мол, ты должен нам докладывать всё, что услышишь против советской власти и прочее. -"Бери себе любую фамилию, и будешь докладывать особистам". В каждом подразделении у них был свой человек. И вот таким образом, по заказу этого товарища они могли вынуть того или иного человека и осудить. Вот такое я знаю. А у меня столкновений с ними не было.
- Как по-вашему, есть какие-нибудь правдоподобные фильмы про Великую Отечественную войну?
Да, есть. В основном они все правдоподобные, за исключение отдельных эпизодов. Такие фильмы, как "Судьба человека", "Они сражались за Родину" - вот они правдивые.
 |
05.04.2019 |
Интересная история про жизнь в Одессе и военные действия! Спасибо
ОтветитьУдалить