Фарзалиев Атахан Навиевич

Я родился в 1922-м году 20-го декабря. Село Барзаву, Лерикский район, Азербайджан.

- Кем были ваши родители?

Родители были крестьяне. Папа Наби, мама Нави. В паспорте ошибку сделали и написали "НаВиевич". Если на то пошло, не только в Украине, не только в Советском Союзе - во всём земном Мире такой семьи, как у нас, больше нигде нет. Я - 196-й правнук Ширали Муслимова. У нас восемьсот-девятьсот человек семья. А родных у меня пять братьев и две сестры. 

Ширали и Атахан

- В 1932-1933 годах в СССР был очень сильный голод. Азербайджан это коснулось или нет?

Это Азербайджан не коснулось.

- То есть вы не голодали? 

Не-не, не голодали. Может быть, голодовка была где-то, но я не чувствовал - мы в деревне жили.

- У вас там тоже колхозы были?

Да-да.

- Их организовывали в добровольном порядке или в принудительном?

Сначала принудительно. Так нажали, а потом добровольно люди пошли. В колхозах было лучше. Они порядок навели - лучше, чем сейчас.

- Чем питались в основном в то время?

Деревня же, всё своё: молоко, мясо, фрукты, овощи. Если взять на счёт пищи, я так скажу: земля и небо. Там пища гораздо лучше готовится. В России вообще нету - там только щи. В Украине - борщ. Я в Украине живу с 46-го года, и о ней больше знаю, чем о своей Родине. В сравнении с Азербайджаном здесь пищи нету. Там совсем вкусная готовится.

- В школе на каком языке обучение велось?

По-азербайджански. Русский тоже преподавали, но мало. До войны я кончил пять классов. Потом меня послали на курсы бухгалтеров, семь-восемь месяцев я проучился и в колхозе работал бухгалтером. А 19-го августа 40-го года меня взяли в армию. Отправили на Чёрную Речку, под Ленинград. Красивый культурный город, действительно. Меня взяли в 5-й отдельный мотострелковый батальон, а оттуда, месяца через три-четыре - в танковое училище под Ленинградом. Двадцать восемь человек из нашего полка пошло туда, в том числе и я. Когда началась война, мы продолжали учиться, я был механиком-водителем. Но танки не такие были, как сейчас. Тогда были ерундовые танки.

- Какие именно?

Я забыл уже. Такой танк, что насквозь бьётся.

- Где вы по-русски научились говорить?

По-русски начал на Родине, и потом в Ленинграде.

- У вас возникали какие-нибудь трудности в связи с вашей национальностью?

Нет, в Советском Союзе этого не было. Если что-нибудь такое - сразу посадили бы.

- Можете описать первый день войны? Это было неожиданностью?

Неожиданно. Никто не знал - у нас же был договор с Германией. А нас накануне послали в лес, дрова собирать на зиму. Я кушал ягоды какие-то, и у меня поднялась температура. Меня сразу в санчасть, а ночью снится мне сон: сел я на белую лошадь и скачу по огромному полю. Какие-то большие ямы впереди, я на лошади их перепрыгиваю. За полем лесопосадка, и там враги. Одного убил, другого... Потом снится родная деревня: у кого-то дом сгорел, кто-то умер, всё от пожара чёрное. А на утро проснулся - говорят: "Война". А мы были тогда, извини меня, голые, босые. У нас ни танков, ни машин, ни оружия - ничего не было.

- С наступлением войны училище эвакуировали?

Эвакуировали, но даже не помню, куда. Но куда-то недалеко.

- То есть в блокаду вы не попали?

В блокаду я не попал.

- Чему вас обучали там?

Изучали технические характеристики танка, как водить. И учили, как обходить танки врагов: не впереди, а как попасть назад.

- А немецкую технику изучали?

Нет-нет.

- Кормили как в училище?

Кормёжка была хорошая. Училище я не закончил: надо было ещё два года учиться, а я учился всего восемь или десять месяцев, и потом нас отправили на фронт. И всё время, с конца 41-го, воевал. Я три раза ранен. Один раз в Пскове лежал, потом в Риге лежал, и в Познани - это уже последний раз. Жгли меня, не только ранили - три раза горел в танке. Это не дай Бог никому. Танк если бьётся, в танке два люка: вверху и внизу. Бывает, так в гусеницу попадёт, не можешь снизу выходить, а сверху враг бьёт. Я всегда старался низом выходить. Видишь, танк горит, а там боеприпасы, оружие, и выскакиваешь тикать быстрее.

В Идрице меня ранило первый раз. Это было в 44-м году. Я пошёл вперёд, и внезапно сзади дали нам в танк. Танк всегда горит сзади. Спереди не горит. Гусеницу сбивает - можно стрелять, насквозь тоже редко он бьётся, а если сзади пробивают, тогда танк горит сразу. И я выскочил, у меня обгорел правый бок, метров десять пробежал, и пуля попала в левую ногу над коленом. Я упал, и вот это не могу забыть: какая-то русская девчонка захватила меня и тащит. Пулю дали ей, извини, в задницу насквозь, у неё кровь течёт, а она меня тянет. Нас вытащили к своим, и я запомнил, как её зовут - редкое имя Ася. Вот в честь этой медсестры я своей дочке имя дал. Потом меня довезли до Пскова, а оттуда в Иваново - без памяти был я. Там я в больнице полежал, и опять на фронт. 

- А что случилось с вашим экипажем?

Сгорели все, один я выжил. Три раза я один оставался живой.

Второй раз меня ранило в шею, маленький осколок до сих пор лежит. Я сам выскочил, хорошо, что в меня немец не попал. Наши ближе были. Я ползком к своим, кровь течёт. Потом оттуда меня взяли в больницу, в Ригу. Там недолго меня держали.

А третий раз уже просто заглушило меня, но не ранило. Снаряд попал так сильно, что я остался глухой, без памяти. Десять-пятнадцать дней в госпитале в Познани полежал, и опять на фронт.

- Где вы войну закончили?

Войну кончил в Берлине. У немцев уже ни самолётов, ни машин, ни танков не было. Они только удирали и всё (*смеётся). И только в Берлине начали сопротивление. За каждый дом дрались. А потом Жуков приказ дал, чтобы прекратить, стрелять нельзя.

- А на Рейхстаге расписались?

Не-не, мы туда не попали, я не расписался. А через месяц-два нашу часть отправили в Одессу, меня послали сразу в техотдел, а там комиссия меня демобилизовала. Я познакомился с женщиной, женился, дети появились, и я остался здесь.

- Вы всё время воевали на Т-34?

Да-да. Я года два не мог о фронте, о войне сказать ничего. Было так страшно. Меня взяли на 411-ю батарею после войны, я как увидел танки - упал. Меня взяли в больницу и запретили говорить на счёт войны и даже вспоминать. Сейчас тоже плохо, но всё-таки не так. Вспомнишь - начинаешь плакать. 

- Какие европейские страны вы освобождали?

Мы освобождали Румынию, Польшу, Чехословакию, Югославию.

- И как к вам местное население относилось?

Очень хорошо! Везде хорошо.

- Ближе к концу войны чья техника была лучше: наша или немецкая?

Наша была лучше. Когда немец в плен попадал, мы у него забирали только пищу. У них что: сухарики, картошка. У нас было тяжело очень на счёт этого. Нас кормили, но было трудно. А у них пищи много было.

- Из ваших родных кто-нибудь ещё был на фронте?

Родной брат, на два года младше меня. Он тоже ранен, левая рука не работает. Сойбат. Он умер в прошлом году (*в 2018), ему 94 года было. 

Атахан и Сойбат

- У вас были фронтовые товарищи, кого бы вы могли вспомнить?

У меня было три товарища, мы были в одном экипаже: один капитан был, Петя - пожилой, потом Володя - блондин высокий, и был Иван, украинец - самый у нас хороший, мы с ним друзьями были, он всегда улыбался. Они все погибли. Петя погиб в Риге, Володя погиб в Курляндии, за Ригой, а Ваня погиб, не доходя до Познани.

- Как вы относитесь к Сталину?

Я тебе скажу, у Сталина ошибки были сначала. Но потом он стал хозяином. Каждый год снижение цен было. Война кончилась - в пух и прах всё разбито, все голые, ничего нет. И как мы поднялись быстро?

- Как вы считаете, за счёт чего Советскому народу удалось победить в той войне?

Силой нас никогда не возьмёшь. Немец пришёл уничтожать, выгонять, и поэтому народ вынужден был стоять так на своём. Немец думал, что на силу нас возьмёт, как Чехословакию, Польшу, Францию. Думал, что раз у него столько техники, самолётов, танков, то этого достаточно. А Америка нам сначала не помогала. Потом увидели, что мы сильнее, и начали помогать. Победа была общая, но фактически мы делали победу, не Америка. Мы победили из справедливости. 

28.01.2019