Родился я 11-го декабря 1925-го года. Херсонская область, Нижнесерогозский район, село Новоалександровка. Мамины родители родом со Стародубщины. Эта местность со временем отошла к Брянской области, но раньше относилась к Черниговской. Вот оттуда был дедушка по линии мамы. Отец мой в голодомор умер, в 33-м. Мама в колхозе работала. Брат, Василий, 21-го года рождения, с первого дня войны ушёл в армию. Он связистом был, с рацией. Всё рассказывал, что командир батальона ему: "Василёк, за мной!" (*смеётся). И вот, он прослужил от и до, два ордена Красной Звезды получил, ранен не был даже - так вот удачно. Закончил войну в Кёнигсберге.
- Скажите пожалуйста, в чём была причина голода 33-го года? Кто-то говорит, что хлеб забирали, а кто-то - что засуха была.
Засуха тоже была, но хлеб забирали. У дяди моего, маминого брата родного, вся семья вымерла.
- Сколько классов вы до войны окончили?
Восемь классов. Школы у нас не было, и я ходил в Гоголевку - это где-то три-четыре километра.
- Преподавание велось на русском языке или на украинском?
На украинском, конечно.
- Вы чем-то увлекались до войны?
Пытался поступить в музыкальную школу, в Запорожье ездил. Я любил на гармошке играть. Даже на свадьбах выступал: играл на мандолине, на балалайке, и "итальяночка" была - гармошка. Но не поступил. Видно, по слуху не прошёл. Я вспоминаю, что мама одно время в церковном хоре пела. А потом, когда церковь валяли, сняли крест, повыбивали с купола эти брёвна, подожгли их, и когда они сгорели - верхушка свалилась. И там Дом культуры потом сделали. Это где-то 37-й год.
- Можете описать первый день войны?
В посёлке радио, конечно, и близко не было. Но я помню хорошо районную газету и выступление Сталина: "К вам обращаюсь я, друзья мои". Я не помню, что мы делали, но знаю, что в поле были. Мужики газету читали, а я слушал. Вот это первое впечатление. А потом оккупация...
- Вас с началом войны гоняли на какие-нибудь работы? Траншеи рыть, например?
А как же? Собрали всех малышей, и окопы мы рыли за Весёлым - Весёловский район, Запорожская область. Копали противотанковые рвы. Потом переместили нас в плавни, в Васильевку. Там мы тоже копали. А потом наши отступили, а я пацан ещё, брат в армии, и мы с мамой остались. Рядом Херсонская область была, и там хлеб подожгли, когда отступали наши. И мы оттуда всё успели понатащить.
- Поля поджигали?
Нет, там гурты большие стояли, скошено уже. В том году урожай хороший был. И мы понатащили этой пшеницы, в ямы потом попрятали, чтобы уже не забрали. Вот так.
- У вас во время оккупации румыны стояли или именно немцы?
Да никого не было. Коменданта я не видел. Рядом село Вербы находилось, там был, якобы, комендант. Рассказывали, что тех, кто неправильно вёл себя, с жёнами ругался, их плётками били полицейские. А мы, чтобы не забрали в Германию, никотином намазывали глаза и ездили на проверку, на комиссию.
- А почему никотином? Что это давало?
Зрачки расширялись, краснота была - вот это я помню (*улыбается).
- То есть у вас там никаких карательных акций не проводилось?
У нас ничего не было. Мужики иногда быками пахали землю. Как оно называлось? Община, по-моему. Староста был. Если покос уже произошёл, то мы ходили и собирали колоски. Голодно, конечно, жилось...
- А школы при немцах функционировали?
Я не ходил в школу, школы не было. Я до войны восемь классов закончил и всё. А в 43-м году, как только освободили, меня в армию забрали. Где-то в сентябре месяце (не помню, какого числа) вдруг команда: "Явиться в военкомат". Собрали нас, молодёжь всю, по взводам и в Серогозы, в районный центр. Там мы жили в домах. Погоняли нас немножко, а потом построили всех, и пешком в Богдановку, которая под Мелитополем. Там нас обмундировали и пешком опять привели по Каховской дороге в какую-то немецкую колонию. Немцы оттуда уже уехали, а мы землянки вырыли и в землянках жили несколько дней. Тоже помаршировали немножко, покричали "ура", и пешим ходом в Акимовку - это станция на железной дороге Москва-Симферополь. И вот там уже, в Днепропетровской области, на одной из станций нас первый раз бомбили. Я увидел уже раненых. Но бомба не попала в наш "телятник", как обычно называли их. Прибыли мы на станцию (не помню уже название), высадились, и я попал в роту автоматчиков: при каждом батальоне была такая рота. 40-я гвардейская дивизия, 116-й стрелковый полк - это я хорошо запомнил.
- То есть вас, по сути, даже нормально не обучили? Призвали, и почти сразу на фронт?
Да. Ну, я же говорю, что материальную часть оружия, винтовку, автоматы - это мы изучали. Ну и тактика: наступление, окопы. А так, чему ещё? Нас во взводе было несколько человек с одного села. А потом уже, на фронте, рассыпались. Но одного при мне ранило - я уже был в разведке.
- Так, давайте по порядку.
Я немного пробыл в роте автоматчиков, а потом вдруг (наверное, выбыли люди) перевели в разведку. В разведке нас человек восемь было - это полковая разведка. Задача её какая: днём мы обычно сидели где-нибудь на возвышенностях, на крышах домов и наблюдали за линией фронта - передвижения, где окопались немцы. А ночью шли в разведку. Оставляли документы, красноармейские книжки - автомат, и ползком через линию фронта. Иногда пролезали, а иногда и попадались. А иногда с разведкой оттуда встречались, они к нам лезли, ха-ха.
- Можете какой-нибудь случай описать?
Один раз мы долго наблюдали за домом. Там, видно, офицерский состав был. И пошли туда, задумали языка взять. Короче говоря, дом этот мы окружили, одни товарищи зашли с одной стороны, а мы - с другой. И выходит офицер. Выходит, снимает ремень и садится по-большому. Мы сразу к нему: "Хенде хох!". Он так спокойно оборачивается, меня как звезданул в ухо (*смеётся). Ну, тут другие уже с той стороны, и всё же это тихо, чтобы не поднять шум. Всё-таки его связали и дотащили. Это было один раз всего, когда мы "языка" поймали при моём участии - честно скажу. А потом, я же говорю, встречались иногда: по посадке ползём, и разведка немецкая. И мы тут сталкиваемся.
Когда ещё автоматчиком был, помню, вырыли окоп и сидим. А немцы иногда противотанковыми снарядами били - они не разрываются, а только броню пробивают.
- Болванки?
Болванки, да. Мы сидели, март месяц (или раньше), и вот эта болванка попадает в окоп. Чего она попала? Я с перепугу выскочил, ну а разрыва-то нет.
Второй раз - тоже. Это я был в разведке уже. Мы же речушки в плавь переходили, где можно было пройти, чтобы не строить ничего. Вот через Ингулец мы в разведку ходили часто, так мы проложили там доски. Я один раз умудрился свалиться с доски (*смеётся). Представляете? С автоматом, в фуфайке этой - вытащили. И вот, тоже так переправились, ботинки с обмотками мокрые, и мы сушили. Развели костёрчик, и вдруг обстрел. И снаряд тоже попадает, угол сшибает, и мимо нас прошёл. Благополучно всё.
Ну а когда наступление, передовая линия идёт вперёд, а разведчики идут за фронтом. Они подбирают кого-то, если попадается, стараются "языка" захватить. Но в наступлении мы не были - разведчики не ходили. И вот, в районе села Новосёловка я был ранен. Мы же за линией фронта шли не где-то там далеко, а рядом. Огонь, идёт бой, и мы залегли тоже. Вдруг сзади мина разрывается, и меня осколками в левую ступню. Это было 6-го марта 44-го года. Я вначале лежал в доме, там девушка была, с которой мы даже переписывались ещё долго. А потом нас погрузили в эшелон и привезли в госпиталь в Днепропетровск. В госпитале мне не менее шести мелких осколочков вытащили, ногу перевязали, а она отворачивается так - клиновидная кость была перебита. И там я пролежал до 26-го или 27-го июля 44-го года.
После госпиталя я попадаю в 200-й запасной стрелковый полк. Там ещё я проходил реабилитацию, потому что только костыли бросил. А потом попадаю в 353-ю стрелковую дивизию, которая с боями шла в Болгарию. Эта дивизия была в составе 37-й армии, которой командовал Бирюзов - будущий маршал Сухопутных войск, который в Югославии погиб уже после войны. Вот я там прослужил.
 |
Логвинченко М.М. справа
|
- Ну вы с ней в боевых действиях участвовали или уже нет?
Участвовал ещё, конечно. Ещё даже был легко ранен. Но я его и не считаю, потому что осколок один только в левую руку попал. В медсанбате на месте полечился и всё - это не важно.
- Какие страны вы освобождали, города?
Болгарские только. Дивизия дальше пошла в Югославию, а потом вернулась, и 37-я армия осталась здесь. И в это время война уже закончилась.
- Как встретили День Победы? Можете описать?
Мы жили на даче, видно, какого-то болгарского богача. Княжево было такое под Софией. Знаю, что двухэтажная эта дача. И вдруг: крик, шум, гам. Да, слушайте, и напились - там в Болгарии вина было много. Что вы? Радость. А через некоторое время началась демобилизация. Эшелонами целыми шли. В каждом вагоне был сопровождающий. Я был в их числе - с карабином. В Луганске последних высадил (тогда он Ворошиловград назывался) и поехал домой. К маме в село поехал.
- Как болгары к вам относились?
Болгары тогда чудесно относились: "Братушки, братушки!".
- Вы курили на фронте?
Покуривал немного. А вот уже лет тридцать, наверное, или больше, как бросил. И не пью. И на фронте даже не пил. Сто грамм давали, перед атакой там, и разведчики пили. Со мной старые разведчики были, дебелые такие. С одним мы потом в Одессе служили вместе, Кузнецов фамилия.
 |
Средний ряд, второй справа
|
- Боевые награды какие-нибудь успели получить?
У меня одна медаль "За боевые заслуги" и всё.
- Её за какой-то конкретный подвиг дали или по совокупности?
Не знаю, я уже в Болгарии получал её.
- У вас сейчас осталась ненависть к немцам или, может быть, к румынам?
Никакой. Я же говорю, что во время оккупации я их не видел, по существу. И на фронте так не сталкивался как-то. Смотрел, когда пленных проводили только - это уже по ходу: мы двигались, а они от фронта шли.
- А к Сталину вы как относитесь, если не секрет? Велика его роль в Победе?
Однозначно, конечно. Сталин был по-своему гениальный человек. Как и гитлер, не будем отрицать этого. Такие люди - это фанаты своего рода, и они обладают необычными качествами. Вот у Сталина была память очень хорошая, выдержка - безусловно, этого не отнимешь. Ну, жестокий всё-таки был...
- Самый страшный, самый запомнившийся случай, если можно.
Один раз (я запомнил это на всю жизнь), не помню, какое село освобождали, и даже не помню, почему я попал, что огонь со всех сторон был, косой такой. Вот тут я перепугался по-настоящему. И как я выбрался из этого котла? Я вообще не люблю вспоминать эти страхи, эти мучения... Я авиацию страстно любил. Любил, когда самолёт взлетал. Я так же хотел. А что, восемь классов? В училище военное не принимали, надо было десять классов иметь...
 |
29.03.2019
|
Комментариев нет:
Отправить комментарий