Санфиров Алексей Алексеевич

Родился я 4-го июня 1923-го года. Воронежская область, Ламский район, село Верхняя Ярославка. В семье нас было семеро детей: пять братьев (Саня, Сима, Вася, Лёша, Коля) и две сестры. Родители были крестьянами: пахали, сеяли, косили, молотили. Я всё помню. Прямо с самого детства. Знаешь, что такое коллективизация? У нас была лошадь, корова была, хозяйство своё. Во время коллективизации всё забрали. Лошадь забрали, корову забрали, овцы были - забрали, гуси были - забрали, кур забрали. А в 33-м году началась голодовка. Мы пухли. Отцу стало тяжело, и он уехал в Москву на кирпичный завод.

 

- В чём была причина такого голода?

 

По-моему, это искусственная голодовка была.

 

- А засухи в то время не было? Я читал.

Нет, засухи не было. У нас гречка была, пшено, рожь - всё забрали подчистую. Лошадь, телегу, сани забрали. И отца забрали. -"Идёшь в колхоз?". -"Нет". -"Садись на подводу". Привезли в сельсовет, посадили в амбар, продержали трое суток и отпустили, потому что нельзя было держать больше трёх суток. У меня отец был хороший мужик, всё сам делал. Алексей Митрофанович. В общем, он плюнул на всё и уехал в Москву. А потом вернулся и нас забрал. Это уже было в 35-м году. Мы сели на поезд и уехали в Москву всей семьёй. Там всё-таки полегче стало.

Жили мы на станции Кучино. От Москвы недалеко, электричкой я ездил. Там ходил в школу ещё: третий класс, четвёртый и пятый. А потом я подрос, пятнадцать лет мне исполнилось, думаю: "Надо идти работать, отцу помогать". Он зарплату получит, а нас семеро. Один с сошкой, семеро с ложкой. Отец принесёт буханки три-четыре, а мы их сразу съедаем - такие голодные были все. Я устроился на работу в Москву, автослесарем на 1-ю автобазу (машины ремонтировал). А потом брат Вася на Первый шарикоподшипниковый завод пошёл работать, слесарем тоже. Три зарплаты - уже стало легче нашей семье. Ещё были две сестры, брат младший и мама. И так прошёл 38-й год, 39-й и 40-й. А в 41-м война началась, и я проработал всего три года. Я сперва работал ещё учеником - год приписал себе. И только в 41-м году мне разряд дали. Но всё равно получал зарплату. Хоть маленькую, но получал...

 

- Сколько классов вы закончили до войны?

 

Пять классов. Меня призвали 6-го ноября 41-го года. Меня и Васю. Ему повестка пришла и мне. Мы вдвоём вышли из дома. Шли от Москвы до Владимира, там получили сухой паёк (буханку хлеба и банку свиной тушёнки американской) и опять двинулись дальше. Нас девятьсот человек шло от Москвы. Двигались только ночью, днём нельзя было - немецкие "стодевятые" расстреливали. Днём мы отдыхали в посадках, а ночью шли. Пешком. Мне было восемнадцать лет. Зелёный, худой, одёжка плохая, износившаяся, мать латала всё. В общем, тяжело было. Добрались до Мурома (это ещё севернее), и здесь я остался в училище, а брат попал в Монголию, под японскую границу. В то время боялись, что японцы нападут с востока, и поэтому там стояли наши дивизии. Короче, разделили нас с братом. Я стал учиться на связиста. Телефон изучал. Ну, если рассказывать подробно, то это до утра...

На фронт мы ехали эшелоном из Горького (*Нижний Новгород). Была зима. В Горьком нас одели во всё новенькое. Мы ещё были в обмотках - обмотки сняли и дали нам валенки. Дали фуфайки, шинели, шапки-ушанки, рукавицы и эти самые, "смертельные паспорта". Мы заполнили их: там такая бумажка непромокаемая, пишешь фамилию-имя-отчество, год рождения и домашний адрес. Если убьют - нашли этот пистончик, раскрутили, и уже знают, куда передавать данные этого человека. Дали нам рации новые, мы получили новые машины ("полуторки" оборудованные) и поставили их на платформы. В машинах слева стояла "буржуйка", болтами прикрученная к полу, а справа - движок Л-3. На каждой машине по три человека: радист, водитель и электромеханик. Я был электромехаником. Я должен был завести движок, движок крутил генератор, а генератор подавал на умформер (умформер - это выпрямитель) ток для радиостанции. Водитель сидел отдельно, у него был карабин, а нам револьверы дали (наганы пятизарядные). Рация находилась впереди у радиста. Нас погрузили и отправили на фронт. Восемь машин. Тогда было восемь фронтов. На каждый фронт одна такая машина с рацией, чтобы командующий мог отдавать по рации приказы по полкам, по дивизиям.

Мы приехали в Воронеж, потом отъехали сто двадцать километров до узловой станции Лиски, и там нас стали формировать. Две "кукушки" (паровозики маленькие) всю ночь сцепляли и расцепляли вагоны: сформируют эшелон и тут же отправят. А эшелонов видимо-невидимо. И с танками, и с самолётами, и с солдатами. Боеприпасы, горючее. Столько всего - страшное дело. А нам чем заниматься? Мы втроём сошли. Ночью как налетели самолёты немецкие. "Юнкерс-88", двухмоторные бомбардировщики. Я лежу вот так на спине и считаю: они тройкой зайдут, спикируют, бомбы кинут, потом вторая тройка идёт, третья тройка, четвёртая, пятая. И так я насчитал больше восьмидесяти самолётов. Представляешь себе? Им, видно, сообщили по рации (были же тогда предатели, шпионы), что на станции эшелоны стоят, и можно бомбить. И налетело столько самолётов. А у меня же куриная слепота была, малокровие. Как стемнело, я ничего не вижу. И мы с одним старшиной были вместе. Он говорит: "Алексей, держись меня, ты погибнешь. Идём туда, где паровозы водой заправляются". Небольшое такое кирпичное помещение, как сторожка. Нажимаешь там ручку, и вода бежит в котёл. Мы под это здание легли на пол и лежали так всю ночь, пока бомбёжка не кончилась. И ты знаешь, это был ну просто конец света. Они бомбят, темно, эшелоны эти, танки стоят зачехлённые, самолёты со снятыми плоскостями, брезентом накрыто всё, солдаты в теплушках едут, боеприпасы везут, продовольствие. Цистерны большие на шестьдесят тонн: для танков соляра, для самолётов бензин. Всё для фронта везут, для победы. Горит соляра, бензин, смешалось всё. Шпалы ломаются, как спички. Рельсы в дугу скручиваются. Бомбы фугасные как войдут в землю метров на десять - взрываются. Булыжники, шпалы, рельсы - всё летит в воздух, всё горит. Страшно смотреть. Вот это первое боевое крещение моё было. Никогда в жизни такого не видел.

Отбомбились. Уже рассвело, смотрим - боже мой! Цистерны горят. Веришь или нет, рельсы вот так скручены. Шпалы валяются. Ни одного вагона нет - всё разбомбили. Солдаты разбежались, кто куда. Самолёты на платформах, танки - всё сгорело. Ну а что? Восемьдесят бомбардировщиков, и все бросают на эту станцию. (А Воронеж два раза переходил из рук в руки, ни одного дома целого не осталось.) Тут на опушке встаёт капитан. Красивая фуражка с голубым кантом у него. Я понимал немножко, думаю: "Это авиация". В кожаном реглане, с портупеей, справа маузер висит. Ремень такой красивый со звёздочкой на бляхе. Стоит и кричит: "Товарищи солдаты и офицеры! Кто остался в живых, подходите ко мне!". Старшина говорит: "Идём, Алексей". Мы поднялись, отряхнулись, подошли к этому капитану, он нас записал: "Вставайте в строй, в сторонку". И ты знаешь, собрал он человек восемьдесят, кажется. Со всего нашего эшелона. Осталось вот столько в живых, да. Построил он нас и повёл в свой полк авиационный. Нас там сразу одели по их форме, а потом: "Кто желает стать стрелком-радистом? Подходите, старшина сейчас запишет". Человек сорок-пятьдесят записалось. Я тоже согласился. Построили нас: "На аэродром!". Там посадили на "Дуглас" американский (большой самолёт четырёхмоторный) и отправили под Москву, в учебку.

Попал я в ШМАС (школа младших авиаспециалистов). Мы изучали самолёт Ил-2, прыгали с парашютом, учились его складывать, приземляться на ноги, пулемёт изучили крупнокалиберный, что на самолёте стоит. Сами заряжали ленты: первая пуля была простая, вторая шла бронебойно-зажигательная, третья - зажигательная, а четвёртая - трассирующая. Вот, четыре. Потом снова: простая, бронебойно-зажигательная, зажигательная и трассирующая. Четыре месяца я там проучился, а потом меня направили в 18-й ордена Красной Звезды штурмовой авиационный полк 5-й воздушной армии. С 3-го на 1-й Украинский фронт перевели. Полк этот стоял под Будапештом, в городе Веспрем. И я до конца войны летал на Ил-2 стрелком-радистом. Москва, Бухарест, Варшава, Будапешт, Вена, Дрезден, Берлин, Прага - вот мой боевой путь.

 

- То есть вы уже в 44-м году на фронт попали?

 

Да-да. Прошёл всю Европу. Под Берлином меня ранило в шею. Шальная немецкая пуля зашла под левое ухо и в горло упёрлась. Я сразу пошёл в санитарную часть. Подполковник медицинский говорит: "Ложись на правый бок". Я лёг, мне три укола сделали, скальпелем разрезали, пулю вытащили, горло зашили, бондаж завязали: "В бой!".

 

- Вас в воздухе зацепило?

 

На земле, конечно. Если бы в самолёте, то могло бы убить. В Дрездене меня ранило второй раз. В левую ногу двумя осколками. Я пошёл в медсанбат, мне один осколок вытащили, а второй так и забинтовали. (Этот осколок до сих пор в ноге есть, его можно нащупать.) Дали мне два костыля, а война-то продолжалась, до Берлина сто восемьдесят километров оставалось всего: один штурм и готово. Я походил недельку на костылях, оставил их в санчасти и пошёл опять в свой полк, в свой самолёт и к этому же лётчику. Мы с лётчиком сидели спина к спине. У него два пулемёта и две пушки, а у меня турельный крупнокалиберный пулемёт. Я должен был защищать хвост самолёта, чтобы нас не сбили. Налетают сзади "мессеры" - я им даю отпор из пулемёта. Немцы называли Ил-2 "чёрной смертью". А наши военные называли его "летающим танком". Маленький самолёт такой, но у него пять огневых точек, четыре РСа (реактивных снаряда), мотор защищён бронёй. И так мы дошли до Берлина и взяли его.

 

- На Рейхстаге не расписались?

 

Нет, далеко было. Затем мы освобождали Прагу. После дня Победы уже. По-моему, 10-го мая. Там засели самые заядлые эсэсовцы и гестаповцы. Они не хотели сдавать Прагу. Очень красивый город, столица Чехословакии бывшей. Нашему полку дали задание, и мы полетели. Командир полка вместе с нами был и начальник штаба полка тоже. Штурмовали Прагу, били напропалую. Откуда стреляет пушка или пулемёт немецкий - туда РС сразу. Разбили немцев, все огневые точки подавили, освободили Прагу, подняли наверху знамя Победы. А потом построил командир полка нас всех и наградил. Я получил медаль "За освобождение Праги". Лётчикам - кому орден Красной Звезды, кому ещё что. Освободили Чехословакию, и война закончилась. Я остался служить в Германии, в Дрездене. Недалеко от Дрезденской картинной галереи наш полк стоял. А потом из Германии меня отозвали в Одессу, и я ещё после войны три года служил...

 

- Из вашей семьи кто-нибудь погиб на фронте?

 

Да... Сима (Серафим) погиб в финскую войну. В 39-м году началась война с финнами, помнишь по истории? Такой был красивый, здоровый парень. Железный. У него такие мускулы были, грудь. Финны же активно использовали разрывные пули: влетает нормально, а на вылете вот такая дыра. И вот, его ранило, и он не выдержал. Месяц лежал в госпитале и умер. Прислали маме извещение в 39-м году, что он геройски погиб. Она получала пособие за него.

А Коля, самый младший, попал под огонь немецкого пулемёта, когда шли в атаку на дзот наши бойцы. Ноги ему перебило, он лежал в госпитале. Потом его комиссовали, он приехал домой, и у него через полгода случилась гангрена (заражение крови). И он умер.

 

- А Вася не погиб?

 

Нет, не погиб. В Монголии служил, на границе с Японией. А Саня ещё до войны уехал в Москву учиться. Он такой грамотный был. А что там в деревне? Даже десятилетки нет: семь классов и всё. У нас глухая деревня была, хоть и красивая. Рядом кладбище, лес, речка. В ста километрах от нас был Воронеж...

 

- Что было самым страшным для вас во время полётов? Чего больше всего опасались?

 

Собственно, я боялся "мессеров" стодевятых. Слышу, лётчик говорит: "Алексей, справа атакует! Алексей, слева атакует!". И тогда я зажимаю гашетку...

 

- Как считаете, чьи самолёты были лучше: наши или немецкие?

 

Истребители - наши. Як-1, Як-3, Як-9, Ла-5. Они манёвреннее были.

 

- Ваш лётчик всё это время был один и тот же или они менялись?

 

Самолёты менялись. А лётчиком был Яковенко Владимир. Хороший боевой лётчик.

 

- И сбивал он кого-то при вас?

 

Да! Конечно, сбивал.

 

- В каком звании вы закончили войну?

 

Старшина.

 

- Сколько боевых вылетов у вас было?

 

Чтобы не ошибиться, двадцать семь или двадцать восемь - до тридцати.

- Какое количество штурмовиков обычно вылетало на задание?

 

Меньше трёх не летали. Это считалось звеном. Четыре звена - эскадрилья. Четыре эскадрильи - уже полк. Сорок восемь самолётов Ил-2 в полку было.  Плюс командир полка и начальник штаба полка - это уже пятьдесят.

 

- Вы курили на фронте?

 

Не-а. Я получал махорку и раздавал её ребятам.

 

- Последний вопрос и на этом закончим. Как вы относитесь к Сталину?

 

Ха-ха, правильный вопрос, между прочим. Отношусь отрицательно. Не надо было ему на рожон лезть, надо было как-то по-другому...

18.01.2019