Севергина (Шевельчинская) Нонна Афанасьевна

Родилась я 9-го июня 1926-го года в станице Аксай Ростовской области. Но когда я была маленькая, родители переехали на Кубань, в станицу Красноармейская (*ныне Полтавская). Мама была неграмотная, 1888-го года рождения. И папа такого же года. До войны папа работал сначала в "Заготскота", а потом был заготовителем то ли в ресторане, то ли в столовой. Я знаю, что была корова у нас, мама доила её и приносила парное молоко. Поэтому, мне кажется, мы не голодали.

 

- Ваша семья вступила в колхоз?

 

Нет, папа же заготовкой скота занимался. Мы жили в частном доме. Хозяйка колхозницей была, трактористкой. Мы помогали ей в огороде, и ребёнок у неё был пятилетний.

 

- А в оккупацию в годы войны ваша станица не попала?

 

Оккупацию на Кубани я застала немножко. Я помню, как подъезжали румыны на повозках с лошадьми такими здоровенными, а мы в окно смотрели. И в первую очередь они приходили, дверь открывали: "Дочка есть?". Велосипеды таскали. Румыны нехорошие. Они относились к девушкам очень плохо. А немцы более культурные были. Но это всё в памяти надо восстанавливать, мне же не пятнадцать лет...

А когда немцы ушли, тогда я в 43-м или 44-м году пошла добровольно в армию. А почему пошла? У нас на квартире жили после госпиталя две девушки. А я уже школу закончила и работала в библиотеке. Они брали у меня книги, мы разговорились, и они посоветовали мне пойти в армию. Сказали, что будет набор в военкомате. И когда мобилизация началась, они приехали ко мне и говорят: "Сегодня мобилизация. Закрывай библиотеку и иди в военкомат". Проводили меня, военкомом там оказался знакомый моего папы. Он знал меня и поругал: "Куда ты такая молодая пойдёшь?". Я говорю: "Я хочу". -"А мать знает об этом?". -"Не знает". -"Ну, в четыре часа у нас отход. Нужно прийти с такими-то вещами". И я пошла. Встретила сестру, (она шла с обеда на работу), всё ей рассказала, она ахнула, конечно, но я ей говорю: "Ты же тоже выполняешь свои какие-то обязанности, помогаешь. Вот и я должна". -"Но мама же не знает ничего". Я говорю: "Ты скажешь ей". -"А что будет с ней?". Говорю: "Ты успокоишь её". И в четыре часа дня я пришла в военкомат, меня быстрым темпом оформили, и нас всех, кто был мобилизован, отправили в станицу Северская. Там нас сразу стали обучать, как оружием пользоваться, как с телефонами обращаться. Месяца три мы там обучались, а потом нас направили в воинскую часть.

 

- То есть вас на телефонистку учили?

 

И на радистку, и на телефонистку. Направили нас в Днепродзержинск, по-моему. Там мы побыли, а оттуда нас отправили сначала в Польшу, затем в Венгрию, а потом мы приехали в Чехословакию. Помню города Трнава,  Нитра. Там мы работали: ходили в наряды, связь ремонтировали и всё такое. У меня фотокарточка есть. Короче говоря, выполняли всю армейскую работу.

Шевельчинская Н. А. справа

Вот тут один момент я пропустила. Когда из Северской направили нас в станицу Шахтинская - там вышки стояли, метра три-четыре высотой. Ветер гуляет хорошо наверху, а мы наблюдать должны. На вышке стол стоял, на столе табель такой большой был, и когда летели немецкие самолёты, надо было опознать их тип (они же пачками шли) и передать зенитчикам по дистанциям. Опознали, передали, и тут, конечно, бой начинался. Вот такая была работа. Как немцы не любили эти вышки и как они старались уничтожать их - вы не представляете себе. В первую очередь эти вышки уничтожали.

 

- А вы не помните номер своей части?

 

Нет, не помню. Служила я в связи, по-моему. А когда на вышке стояла - я не знаю, временно ли мы были там или нет.

 

- Где для вас закончилась война?

 

Войну я закончила в 45-м году в Чехословакии, город Трнава. Это было вечером. Мы, несколько девушек, на полу спали, а я была очень чуткая. Очень неспокойная. Я всё слышала. Вот такая и сейчас. Нехороший характер был в этом отношении. Легли спать. И вдруг светится ярко. Я встала, посмотрела - как будто молния. Но освещает так, что видно всё. Я никого не стала будить, снова прилегла. Опять свет. Я тогда открыла дверь, посмотрела - как молния светит. Нет, надо разбудить кого-то. Спала сержант, по-моему, или старшина (не помню сейчас). Я говорю: "Там или молния, или пленные разбежались. Что-то случилось, наверное". Она тоже понаблюдала, разбудила ещё одну девушку и послала меня с ней в разведку туда, где стояла наша рота. Мы тихонько пробрались туда и когда подошли ближе, то услышали шум, крики "ура!", стрельбу. Это не передать вам, я этого не забуду никогда. Они увидели, что мы с поста прибежали, и кричат: "Победа! Победа!". А нас же там ждут. Мы вернулись сообщить, нас встретили, уже никто не спал. Это было в Трнаве...

 

- В каком звании вы закончили войну?

 

Рядовой.

 

- А какая была на вас форма? Именно у женщин.

 

Английская шинелька, английские ботинки, обмотки. Ботинки - как сейчас помню, розовые такие, добротные. А когда я уходила из дома, то прихватила сапожки папины. У нас с ним размер подходил. У него ножка маленькая была, всего на два номера больше. Но у меня в Польше их украли, ха-ха... Пилотка. А мы поменяли их с помощью сахара на береты. И в берете я как-то чувствовала себя лучше. Вот я в нём и сфотографировалась. Ну, ещё гимнастёрка, юбка. Бельё нам солдатское давали нательное. Но сами представляете, какой у меня рост, а солдаты же разные были. Так что приходилось пользоваться трофеями...

Аня Солохина и Нонна Шевельчинская

- Кто-нибудь ещё из вашей семьи был на фронте?

 

У меня был старший брат Николай (1915-го года рождения), средний брат Иван (20-го года) и сестра Ольга (22-го года). Оба брата были на фронте. Николай штурманом служил. Его где-то в Белоруссии сбили, полгода он лечился, всё тело было побито, но выжил. Сейчас от него в Белоруссии осталась моя племянница. Но сам он уже умер. Средний, Иван, тоже умер. Он под танком был и остался калекой. У него оказалась Бехтерева болезнь. Его скрутило. Кстати, мы тогда разговаривали с родителями на "вы", а не на "ты". Ну, можете представить, какого года мама, и как они были воспитаны? И нас так же воспитывали. В церковь мы не ходили, но мама говорила: "Кто-то есть. Нельзя ругаться чёрным словом. Вести себя надо вот так и никого не обвинять. Не надо матом ругаться". Вот так воспитывали нас...

 

- Вы курили на фронте?

 

Нет, я не курила. И в жизни не пила. Когда война закончилась, офицер один меня замуж взял. А как получилось? Нас должны были расформировывать по частям на демобилизацию. И для того, чтобы меня оставили, он пошёл к начальнику штаба и объяснил, мол, я жениться хочу, и нужно, чтобы эта девушка была со мной. Замполит приехал ко мне, спрашивает: "Вы такого-то офицера знаете?". -"Знаю - это мой командир роты". -"Так вот, он подал документы, чтобы вы с ним уехали туда, куда его направят". А я ничего не знала об этом. Он просто следил за мной, и когда пришло время, он пошёл в штаб и попросил, чтобы меня оставили. Замполит начал спрашивать: "Вы встречались с ним или как?". Я говорю: "Нет, я ничего не знала". Но замполит был пожилой человек, и он меня понял. Ну и как-то отнёсся хорошо. Меня оставили, и когда этого офицера направляли в другую часть, меня тоже туда отправили. Но я ещё была солдатом.

 

- А вы вообще хотели с ним оставаться или нет?

 

Я его близко не знала, но всем девушкам он очень нравился. Ну и как будто бы мне нравился (*улыбается).

- Это Севергин?

 

Нет, Севергин - второй муж. А этого звали Евгений Алексеевич Лотов. У меня сын моряк от него. И второй сын лётчик от него. Но их обоих уже нет. Старший, моряк, заработал Бехтереву болезнь, а второй, лётчик, разбился. И я осталась одна...

- Как вы относитесь к Сталину?

 

Я была воспитана Сталиным. И когда мы в школе учились, пионерами были, то он с нами всегда был на фотографиях. Мы его любили. Я воспитана в том духе. Может быть, я не права...

14.06.2019