Савельев Виктор Александрович

Я родился 30-го сентября 1926-го года на станции Ханжёнково - это Советский район города Макеевка на Донбассе. Отец мой - слесарь-электрик мастерских по ремонту шахтного оборудования. С 25-го по 30-й год он служил на флоте. Безграмотный был. Но у тамошних офицеров, в подчинении у которых он находился, была, так сказать, обязанность обучить подчинённых, чтобы они имели самое малое образование: могли читать, писать. И отец, будучи на флоте, получил там начальное образование. А мать моя дружила с отцом ещё до того, как нужно было идти в армию ему. И уже перед самым уходом (в 25-м году) она пришла к своей матери и сказала, что хочет с Савельевым Сашкой (моим отцом) пожениться. Но бабушка ни в какую не разрешила ей выходить замуж. В общем, отца забрали в армию, а мать поругалась с бабушкой, и та её прогнала. И она с Донбасса уехала в Севастополь. Приехала, пошла к командиру корабля, где отец служил, рассказала ему всё, тот вызвал отца и говорит: "Возьми её на квартиру, пусть у тебя живёт, куда деваться женщине?". И она там жила. Работала на Севастопольском морском заводе (большой завод по ремонту кораблей). Тоже безграмотная была, но на заводе этом четыре класса закончила. И вот, отец на корабле служил, а она работала. Такое дело...

В семье у нас было трое детей: я, брат Толя и сестра Валя (оба младше меня). В 41-м году перед самой войной я окончил семь классов. Нас уже распустили, мы с пацанами пошли бродить по лесу и пришли на станцию Криничная (это рядом, километров шесть или десять). Хотели купить кусок хлеба, чтобы пожрать и вдруг слышим - что такое? Народ стоит и по радио выступает Молотов. Вот тогда я узнал об объявлении войны. И оттуда мы вдоль железной дороги пошли на Ханжёнково. Вернулись, а там уже всё (*качает головой)... Отцу на второй или на третий день принесли повестку. Он ушёл в армию, и его отправили в Балаклаву. А в сентябре месяце 41-го года немцы захватили Донбасс. Шахтёры недели две держали оборону под Марьинкой, а в это время снимали шахтное оборудование и эвакуировали в тылы.

Когда немцы уже подошли к Крыму, отца вместе с другими матросами сняли с корабля, сформировали батальон и отправили оборонять перешеек. Командовал ими морской офицер: ни карты, ни хрена не было. А там же в Крыму горы. И они спрашивали у местных жителей, как им пройти. И их завели так, что они оказались в ловушке. Рассказывал отец потом. Сопки, между сопок дорога, по которой они шли, а с обоих сторон лес. И вдруг как началась стрельба. Отец говорит: "Мы попадали и лежим, а по нам из пулемёта". Отец был ранен, ему голову оцарапало. А потом на них выскочили немцы и местные татары. Выскочили и стали забирать оружие. А у них были только гранаты и винтовки - больше ничего, даже пулемёта не было. В общем, делали так: кто был живой ещё, но сильно раненый, тех ногами вот так переворачивали и добивали. А тех, кто встал на ноги (отец встал, у него только голова ранена была), забрали и привезли куда-то под Мелитополь в лагерь пленных. И вот в этом лагере отца вместе с другими ранеными держали отдельно в каком-то доме, типа больницы. А остальные находились просто за колючей проволокой. И отец другу говорит: "Слушай, давай отсюда рванём". Окна были колючей проволокой замотаны, а охранник (охраняли не немцы, а полицаи) сидел на входе в помещение. Они проволоку эту оторвали потихоньку, подняли её, пролезли под ней и оттуда умчались. И целую ночь куда-то шли, чёрт его знает. Короче говоря, отец вернулся домой. Друг тоже был откуда-то с Донбасса (отец говорил, я не помню). А тут ведь немцы. Они вылавливали коммунистов, пленных, цыган. Ловили и расстреливали. Отец пришёл ночью и даже побоялся заходить в хату: кто его знает, вдруг там полицейские живут? И провёл ночь он в сарае, где корова: сена положил и переночевал. Это в феврале месяце 42-го года. Утром мать пошла в сарай - там отец, ха-ха. Ну, он расспросил, как и что - гарнизона немецкого не было в Ханжёнково. -"А кто начальство?". -"Да вот, сосед наш, который без руки, его поставили как бы старостой этого участка. И он с полицейскими связь должен держать". А сосед этот - хороший друг отца. Мать пошла к нему, рассказала, что так и так, нужно получить аусвайс. Тот говорит: "Тю-ю, курицу давай, я отнесу полицейским, и они выпишут тебе документ. Я не буду говорить, откуда он пришёл, они же не знают". В основном полицейские - это были приезжие, западенцы вот эти. Приезжали на лошадях, с семьями. Он курицу им дал, и те выписали ему. Но теперь нужно же жрать что-то. И отец пошёл в мастерскую, где он раньше работал. А там начальник (пожилой, его в армию не брали) увидел его: "Боже, Сашка! Мне же нужен работник!". -"Ну хорошо, а что мы будем делать?". -"Нам нужно под видом того, что мы немцам поможем, наладить водоснабжение, потому что посёлок без воды". -"Ага, ну и как быть?". -"Я пойду к надсмотрщику (немец там был, старый-старый), который владеет этими мастерскими". Пришёл к нему, говорит: "Слушай, есть человек, который может заняться водоснабжением". -"Ну давай, бери". Отца взяли, выписали ему удостоверение, чтобы полицейские его не трогали, и вот они, значит, наладили водоснабжение. В том числе и у нас в огороде отец сделал колонку (там труба проходила, он врезался). И так он работал до освобождения, водоснабжением занимался. Немецкого гарнизона у нас не было.

А когда в сентябре 43-го (9-го числа, по-моему) немцев прогнали, отца опять вызвали в военкомат. Сборный пункт был в городе Харцызск. Собирали всех военнообязанных. Я пошёл туда с отцом. Пришли, там сидит военный, отец подошёл, записался, тот: "Ух, да ты моряк? В морскую пехоту. А это кто?". -"Это мой сын". -"Так ему же ещё семнадцати нет, чего ты привёл его?". И мне: "Марш отсюда". Я вернулся назад, но нужно же где-то заработать пожрать. И я пошёл в мастерскую, где работал отец. А я же очень любознательный был и постоянно возле отца крутился, когда он до войны там работал. Помогал гайки закручивать - многое знал. И когда этот мужик, его начальник, меня увидел, говорит: "О, Витька! Вот ты отца и заменишь". И я вместо отца там работал.

Теперь об отце. Они дошли до реки Молочная, и отец там погиб. Есть у меня похоронка. Он был тяжело ранен в голову возле села Рубановка, и в этом селе есть памятник. Мы потом ездили туда. Вот так...

Исполнилось мне семнадцать лет - из военкомата приходит повестка в армию. Я принёс её этому мастеру, показал, а он говорит: "Иди работай". Я говорю: "Так мне же"... -"Иди работай, я отвечаю". Был приказ Сталина о том, чтобы быстро восстановить шахты, потому что паровозы ходят, а их нужно углём заправлять. И я пошёл работать дальше. Потом вторую принесли - опять он мне: "Иди работай и никаких". А я уже занимался водоснабжением. В общем, приносят мне третью повестку. А мои друзья все, которые работали на шахтах, уже ушли на фронт, как им исполнилось семнадцать лет. И уже некоторые вернулись кто без ноги, кто без руки. Мы вместе в одном классе учились, сидели рядом. И мне как-то неприятно: выйдешь - здоровый парень. Родители тех, кто ушёл, думают: "Ага, а этот, значит, кому-то на лапу дал, раз остался". И я отказался нести третью повестку своему начальнику. Пришёл домой, говорю: "Мама, меня всё-таки уже не оставляют". -"Ну что ж, значит надо служить. Куда денешься? Надо защищать свою Родину". Бабушка, которая матери мать (она ещё живая была), перекрестила меня и сказала: "Ты должен остаться жить!". И когда я пришёл в районный военкомат, у меня только метрика с собой была и всё. Даже вот этого аусвайса не было. Я говорю: "Вот метрика, а вот бумажка, которую выдали немцы, что я занимался водоснабжением". -"Давай сюда". Забрали метрику, собрали нас в кучу, приехала из Донецка машина, построили нас на улице. Подходит ко мне офицер, по плечу хлопает: "Выходи". Я вышел. -"Перепишешь всех и будешь старшим этой группы". Ну, хорошо.

Привезли нас в Донецк, мы там переночевали на стадионе (холодно было, помню) - это был сборный пункт, где собрали людей со всех районов Донбасса. Наутро пришёл офицер, нашу толпу построили, повели на вокзал, а там уже теплушки стоят. Нас посадили в теплушки и привезли под Харьков в 52-й запасной стрелковый полк. Там мы проходили обучение. Учили нас воевать. Приезжали "покупатели", забирали кого-то с собой. Чёрт знает, сколько нас там было - толпа. И все - молодые ребята, как я: 25-й год, 26-й.

А потом как-то приехали из Ленинграда: там прорвали блокаду и туда требовалось пополнение. Погрузили нас в эшелон и повезли. Но нам же никто не говорил, куда повезут - целый состав нагрузили. Вагончики раньше маленькие были, на двадцать человек. Нары двухъярусные. Вокруг Москвы мы объехали вот так и поехали дальше. Это было в марте 44-го или в конце февраля, по-моему. Привезли нас под Ленинград - там насыпь и болота с обоих сторон. Поезд остановился, нам сказали: "Будем проезжать этот участок ночью, потому что немцы ещё из дальнобойных орудий могут обстрелять. Поэтому тишина. Чтобы никто не курил, никаких огоньков". И когда ночью поезд так потихоньку ехал, мы приоткрыли дверь и смотрели в щёлочку: вдоль железной дороги лежали круглые мины, снаряды. Оказывается, немцы хотели всё это полотно взорвать, но не удалось им этого сделать - прогнали их.

Привезли нас и высадили не доезжая до Московского вокзала. Остановили прямо на путях: "Выгружайся!". Все выпрыгнули, паровоз уехал, а мы пошли пешком. Было уже утро, мы шли по Невскому проспекту. Тишина, но там, где были разрушения, уже собирали мусор, и было чисто. Привели нас на станцию Песочная. Затем вывели куда-то в поле: вокруг всё разбитое - там фронт проходил. Мы остановились возле каких-то бараков. Видимо, раньше сюда на лето выезжали пионерские отряды. Пришёл сержант, говорит: "Я ваш старший. А кто у вас?". Я поднимаю руку. -"А ну дай список. Значит, смотри, чтобы никто не убежал никуда. И давай тут организовываться". Там железные кровати стояли с сетками проволочными. Мы эти кровати сдвинули, бурьяна нарвали, наложили и переночевали.

Наутро приехала кухня, нас покормили, пришёл старший лейтенант, построил нас, отсчитал сколько-то людей на батарею. В батарее было шесть орудий: два взвода по три орудия. И ещё взвод управления. Отсчитал и повёл в сторону леса. Там на полянке уже стояли 37-миллиметровые пушки. Новенькие, в смазке. Ящики лежали с карабинами, с патронами, с запчастями. Старший лейтенант построил нас: "Командир орудия" - на меня. Отсчитал семь человек: "Забирай - это расчёт". Тут подъезжает машина, выходит офицер, спрашивает: "У кого десять классов образования?". У кого... Ни у кого. -"Ну хорошо, семь классов?". Подняли руки. -"Так, теперь кто знаком с радиоделом?". Все молчат. Какое радиодело тогда? А у нас в школе, с пятого класса, по-моему, преподавали физику. Учитель, Гелюх Алексей Ильич - умнейший человек был. И он организовал кружок радиолюбителей. Делали какие-то примитивные устройства, батарейки - короче говоря, обучались. Я поднимаю руку, офицер мне: "Так, садись в машину, поехали". Подъезжаем к каким-то землянкам - девчонки там бегают, ребята. Выгрузили нас, офицер этот говорит: "Будете на радистов обучаться. Здесь переночуете, а завтра поедем в другую часть". Формировались два 37-миллиметровых полка: 1132-й и 1134-й. Всё новое. И все - молодые пацаны. И вот, я попадаю в 1134-й полк.

На следующий день нас собрали на командном пункте полка. В полку было пятнадцать батарей (пять дивизионов). И вот мы там обучались. Радиостанция, вот такая коробка здоровая с аккумулятором: один человек коробку несёт, а второй саму радиостанцию. Называлась она 12-РП - на двенадцать километров связь давала (это батарея-дивизион). Преподавал старшина, радист. Начали нас обучать на морзянке работать, а у меня не получается. Не могу и всё. А он так хотел меня оставить при штабе полка, чтобы я мог на морзянке с армейским штабом работать. Ну что? Прошла неделя, наверное: "Всё, вперёд на батарею". Приехали в Лиговку (район Ленинграда). Там Казачьи казармы ещё царские, от Московского вокзала недалеко. И там располагались все тылы наши: продовольственные, вещевые. Зашли мы с офицером этим, связистом, в сарай, а там куча радиостанций. Он говорит: "Так, бери радиостанцию". Я взял. -"Пошли, там старшина вашей 11-й батареи приехал продукты получать. Он заберёт тебя и отвезёт". Привёз он меня на батарею, и я возле командира как радист всё время находился. Причём очень строго было: никто, даже командир батареи, не имел права сам крутить радиостанцию. Контрразведчик предупредил меня: "Боже избавь. Ты возле неё должен быть". И я всё время был возле неё. Земляночка такая, там телефонист, который держал связь с дивизионом, я (радист) и командир батареи. Я там и спал: бурьяна натаскал, примостился возле радиостанции и спал. А потом мне дали помощника - Подгорный Илья, тоже из батареи. Я его обучил, и мы по очереди дежурили около этой радиостанции.

 

- Личное оружие вам полагалось?

 

Карабин. А вскоре меня назначили командиром отделения связи: пять телефонистов, по-моему, и два радиста. Во взводе управления. В этом взводе было ещё отделение разведчиков. Мы там, наверное, около месяца находились, потому что поставили нашу батарею охранять какое-то село Красное или что-то такое. Ну, так говорили - нас же никуда не отпускали. И аэродром такой, типа полевого. Его мы должны были как бы прикрывать с воздуха. Шёл уже 45-й год, Финляндия вышла из войны, фронт под Берлином был, и немцам не до нас стало. Поэтому, по сути дела, мы не стреляли. Прорывались какие-то одинокие самолёты, видно было, что где-то стреляют, но до нас они не долетали. Там стреляли 85-ти миллиметровые орудия. И только ночью. Днём перехватчики, авиация, не допускали, чтобы в Ленинград залетали немецкие самолёты. А рядом с нами стояли девчата. У них были аэростаты, и они, шестеро девчонок, выносили и выпускали их ночью. Гондола такая и шар большой, а между ними сетка. И если в темноте самолёт туда врежется - сгорит там. Питались мы нормально, по первой фронтовой норме. Хоть мы и не стреляли, но относились к Ленинградской армии ПВО. Вот почему я считаюсь участником боевых действий. Все, кто там участвовал, получили такой статус.

А в апреле месяце 45-го прибыли машины, нас погрузили и зафурычили на Дальний Восток. На ту сторону Байкала переехали. Не через Байкал (тогда ещё не было дороги), а вдоль побережья. Тогда ведь Сталин договорился с Черчиллем, что когда закончится война с Германией - мы против Японии поможем. А в Китае стояла миллионная Квантунская армия. И вот, нас привезли в Белогорск, выгрузили на станции, и наш дивизион прикрывал железнодорожную ветку от Белогорска до Благовещенска. Наша 11-я батарея стояла на одной стороне, а 10-я на другой стороне. А до этого там находились девчонки. У них пушки были старые, 76-миллиметровые - стрелять бесполезно. И поэтому нас туда направили для уплотнения. Слушай, сколько там было войск! Эшелоны двигались один за другим. Днём тишина, нигде никого не видно, а потом целую ночью техника грохочет. Мы расположились на сопке возле реки Зея. Один взвод внизу, а второй на самом верху. В случае, если по Зее прорвутся японцы, тогда те, которые внизу, вот этими 37-миллиметровыми пушками должны их разрезать на куски. Хорошая пушка, автоматическая. Сто восемьдесят выстрелов в минуту, кассеты по пять снарядов - только гильзы летят. В общем, мы на сопке выровняли эту подошву песчаную, чтобы поставить орудия. Работали только ночью, днём всё замаскировано было.

А в августе месяце (8-го, по-моему), в три часа ночи по тревоге нас подняли, мы построились и объявляют: "Начало войны с Японией". Утром, как только засерело, внизу всё загудело, начала двигаться техника, тяжёлая артиллерия. И к Благовещенску поехали все. А самолёты как грачи гудели. Сколько их было, чёрт его знает. Одни вернулись, за ними другая волна. И вот так, как немцы развалили советскую авиацию в начале войны, теперь уже советская авиация японскую раскатала. Все аэродромы разбомбили. И когда началось наступление, ни один японский самолёт не перелетел через Амур. Вот таким образом.

И так мы стояли до осени. Война кончилась, а где размещать нас? Там зимой морозы до пятидесяти градусов. И нас сняли, кого куда. Мы, двадцать восемь сержантов, попали в город Свободный (где сейчас находится космодром Восточный). И вот как я туда пришёл сержантом, до 50-го года там служил.

 

- Можете описать День Победы над Германией?

 

Мы ехали, по-моему, вдоль Байкала. Состав остановился, прибежал дежурный по станции и объявил, что война закончилась. Командир батареи: "Будем стрелять!". А командир дивизиона: "Ни в коем случае. Мы едем воевать, противник не должен знать об этом". Поэтому мы потихоньку поехали дальше.

- Вы курили на фронте?

 

Я за всю жизнь никогда не курил.

 

- Как вы относитесь к Сталину?

 

Когда Сталин умер, нас всех построили. Так ты знаешь, плакали люди. Плакали! Вот сейчас говорят, что он такой-сякой. Кто его знает? Лагерей, конечно, много было, потому что очень много было предателей, и их хватали. Правильно или неправильно, но дело в том, что при Сталине был порядок в стране. Война кончилась, такая разруха, а уже начали и питание налаживать, и заводы восстанавливать. Тогда безработицы вообще не было. На каждом предприятии объявление висело. Так чем плох был Сталин? Он строгий был. Очень. Но порядок был. На железной дороге пассажирские поезда шли настолько чётко, что говорили: "По поезду можно определять время". Часовой стоит на посту ночью: "Ага, прошёл вот этот поезд, он идёт в такое-то время. Значит, скоро у меня смена".

 

- Как считаете, за счёт чего советскому народу удалось победить в той войне?

 

Я тебе скажу так. За счёт духа. Люди насмотрелись (вот как я) на то, что творилось в оккупации, что творила бендеровщина вот эта. Ну, тогда не называли их так, а полицейские были, приезжие которые. Ой, хуже немцев. Честное слово. Такие гады.

 

- А что они делали?

 

Вылавливали коммунистов,  прислужничали немцам. Немцев охраняли.

 

- Есть какие-нибудь правдоподобные фильмы о Великой Отечественной войне? Что можете посоветовать?

 

Ну, вот я смотрел "В бой идут одни старики" - всё точно, как у нас. Мы такие же были желторотики. Но, слушай, не было такого, чтобы, допустим, старослужащие издевались над молодыми пацанами. Вот я на батарее служил. Так боже избавь, чтобы издевательства всякие творились, как сейчас. Да за такое сами же солдаты таких дадут, извини, пиздюлей.

28.11.2020