Я родился 10-го мая 1921-го года. Деревня Губино, Сернурский район, Марийская АССР - вот мой адрес. В семье у нас было десять человек: отец, мать, пять братьев и трое сестёр. Все четыре брата у меня погибли на фронте из-за этой фашистской сволочи: Фёдор, Василий, Андрей и Петро. А сёстры - две уже умерли, одна ещё жива, которая моложе меня на пять лет. Родители были крестьянами. А я в колхозе работал.
- Расскажите, пожалуйста, про довоенное время.
Я помню лет с восьми-десяти - это тридцатые годы. Колхоз тогда организовали, и наша семья в него вступила. Ну, вся деревня в колхоз пошла.
- Это было в принудительном порядке или в добровольном?
В добровольном. И, значит, пошла колхозная жизнь: работа в поле, боронование, пахота, посевы, а потом уборка осенью. Вот это я и запомнил. Учился я до 8-го класса, конечно. Ходил восемь километров в школу - это самая близкая была.
- Питались как?
Питался нормально. Я скажу, что 37-й, 38-й, 39-й и 40-й годы - очень хорошо. Ну, хлеб - это ясно. Картошка - ясно. Лук, мясо, курица были у нас в хозяйстве. Коровы не было, но была коза. Лошадь нам дали, как бедняцкой семье. Четыре бедных семьи было в колхозе, в том числе и наша. Мы были самыми бедными. Привезли, по-моему, в 32-м или 33-м году из Монголии лошадей и распределили их. Нам дали одну лошадь, но её украли через два года. И мы остались без лошади. 32-й и 33-й годы, я вам скажу, очень тяжёлые были. 32-й ещё полегче, а 33-й - особенно тяжелый. Питались, конечно, со своего огорода: картошка была, морковь, свекла, лук и так далее. Старались это всё выращивать. А хлеба-то нет.
- В чём была причина такой обстановки?
Засуха. У нас собирали лебеду - это такое растение. Мне отец задание давал: "Миша, вот мешок, понял?". Говорю: "Понял". -"К вечеру приноси его полным". Вот эту лебеду мололи, рубили, а в неё добавляли картошку. И делали хлеб: картошка и лебеда. Тяжёлый был год. Ну, ничего, пережили.
- Сейчас многие обвиняют в этом Сталина.
При чём тут Сталин, когда засуха? Кстати, я любил рыбалку, у нас там река хорошая была. На рыбалку папа разрешал ходить: "Иди и поймай что-нибудь". Идёшь с удочкой, ну что там поймаешь? Иногда принесёшь рыбки - отец доволен: есть что кушать, семья-то большая. Два сына старших выбыли из семьи: один в Новороссийск уехал, а другой на Урал. Значит, Федя и я остались за старших. Его призвали раньше меня года на четыре. Он в Виннице служил, там и остался. Женился там, семью завёл и уже не приезжал. А потом меня призвали в армию, в 40-м году в ноябре месяце. Тоже в Винницу послали. Я служил в 137-м артиллерийском полку БМ (большой мощности, 203-мм) Резерва Главного Командования. Этот полк располагался во втором Военном городке. Таким образом, я до войны ещё служил восемь месяцев.
- Как проходил процесс обучения?
Приняли хорошо, я скажу. Полк только прибыл из Финляндии, где участвовал в Финской войне. Нам потом ребята рассказывали, как они там, в лесу, воевали, в этой Финляндии. В этой мокроте, в этой грязи. Короче говоря, рассказывали, какая тяжёлая была вообще там служба. Ну, всё же победили...
- Распорядок дня помните?
В шесть часов подъём и на физзарядку. Физзарядка тридцать минут. После физзарядки умывание, привести себя в порядок и так далее. Потом, где-то в восемь часов, завтрак. После завтрака занятия. Занятия целый день до обеда, до двух часов. После обеда час отдыха, а затем опять заниматься. Физзарядка, другие спортивные мероприятия.
- Кормили нормально?
Нормально (*оживляется). Кормили куда там: вот так (*проводит, смеясь, ладонью над головой). Приехал из деревни, как говорится, и увидел эту пищу, которая на столе - очень доволен был. Ну, Украина же. Мы, молодые ребята, как-то об Украине многое знали, потому что писали в газете, что там хорошо. И когда я приехал в Винницу, то действительно всё так и было. Ну, служба есть служба. Выполнять обязанности надо было: артиллеристом-разведчиком я числился.
- Что входило в ваши обязанности?
Во-первых, освоить приборы: бинокль, теодолит, который вычисляет координаты, и стереотрубу. Без них разведчику нечего делать. Ну а остальное - противогаз и лопата.
- А личное оружие?
Личное оружие - вот эта "трёхлинейка" большая с длинным штыком. Тяжёлая такая, таскались с ней.
- Где ваша позиция должна была находиться во время предполагаемого боя?
С командиром батареи. Вот со всеми этими приборами и вместе с командиром батареи на передовой линии. А передовая линия от огневых позиций километрах в трёх была. Там стереотрубу ставишь и всё остальное, чтобы работать (засекать цель и командиру батареи докладывать). Командир батареи приказывает (телефонная связь была тогда), открывать огонь или не открывать. Это я говорю уже про военное время. А так - мы выезжали на полигон. От Винницы километрах в тридцати есть Юзино, село такое (*ныне переименовано в Йосиповку). Там леса и поля. И там был полигон. И перед войной мы были вот там. Изучали, что нужно делать, если война начнётся. Так и делали, когда началась война.
- В каком звании вы тогда были?
Рядовой. Ну что ж, 22-го июня 41-го года объявили боевую тревогу. Самую настоящую - раньше учебные были. Всё собрали, полк построился (другие полки, которые там были - то же самое), и нас, аккуратно с полигона, направили в район границы (в город, километрах в двухстах от Винницы, не помню название). Уже передали, что фашисты напали без объявления войны, нарушая договор, и продолжают всё уничтожать. В том числе и пограничников здорово побили и продолжают двигаться к нам в направлении Винницы, Киева и Днепра. Так нам объявили. Вот в этих условиях мы поднялись, и нам приказали туда двигаться. А у нас пушка тяжёлая, 203 миллиметра, её тащили два трактора СТЗ (*Сталинградский тракторный завод): один трактор люльку тащил, другой - лафет. Скорость - восемь километров в час. Что делать? Ехали. Время шло, как говорится.
Где-то на третьи сутки мы добрались до места. Какой район - я не помню. Нам приказали остановиться и занять боевой порядок, какой положено на войне: окопы, пушки, ходы сообщения между ними. Сделали это в течение половины дня (лопаты и всё остальное у нас было). Ждём. Нам приказали: "Появятся фашисты - бить". Конечно, чего же? Рядом с нами противотанковый полк стоял, правее километра на полтора-два, а слева - полк ПВО. На одной линии нас остановили.
- А ваша артиллерия для чего предназначалась?
Убивать. Снаряд - девяносто шесть килограммов: стрелять по скоплению танков, пехоты, по пунктам управления, которые вдали. А дальность стрельбы у нас была восемнадцать километров. Вот это мы и выполняли. Сейчас я расскажу, как выполняли.
Прибыли фашисты 26-го июня, по-моему. Сначала появились мотоциклы - они пешком не ходили. На каждом мотоцикле пулемёт и радиостанция. Ну, мы уже были готовы: как начали это самое. И винтовка хороша - точно бьёт, и пулемёты имелись у нас (но их было мало). Ну а артиллерия стреляла по скоплению фашистских частей. Там танки, машины уже начали скапливаться. Мы вели наблюдение, били по ним.
Так мы вели бои три дня. На второй день фашисты выкатили танки, бронемашины. Из каждой бронемашины выскакивают примерно десять-пятнадцать человек с автоматами (у них винтовок не было) и вперёд на нас. Я как наблюдатель видел всё, потому что на передней линии находился: командир батареи, я и командир взвода. Потом прилетают самолёты немецкие, бомбят боевой порядок. Прямо на низких высотах летят и бросают бомбы. Много людей уничтожили и техники. А у нас, конечно, самолётов нет. Ни один не появился за три дня. И танков наших тоже нет. Но самое главное, что были артиллеристы. Артиллерию же назвали потом "бог войны" - оно и правильно. С первого дня "бог войны".
Три дня мы держались, но нас всё равно здорово побили, очень здорово. На третий день к нам прислали новые части. Мы так обрадовались и вместе с ними уже начали вести бой. На следующий день нам передали командиры, что противник сильнее, и приходится оставлять территорию. Мы начали потихоньку отходить, но с боями. Противник хотел нас окружить с флангов и уничтожить, но наши командиры тоже не дураки были: я-то рядовой, но как разведчик с командиром батареи всё время находился и знал разговоры эти. Отбили мы фланги, не получилось у фашистов нас окружить. Так мы и отступали. Отступали уже с новыми частями.
Ну и что, дорогой мой, я тебе скажу? Дошли мы до Днепра. Это уже, если не соврать, начало июля было. Нас переправили на левый берег, а те новые части остались. Наш полк 137-й стал уже 515-м. Нам это объявили и отправили формировать заново. Куда? На Северный Кавказ, в город Моздок на реке Терек. Мы приехали туда и два месяца формировали личный состав. Получали технику, обмундирование, оружие и другое снаряжение. Учились кое-чему, что должен делать артиллерист. Учились, короче говоря, защищать Родину.
Два месяца мы там побыли, а немцы уже заняли Ростов. Нас погрузили на железной дороге и отправили в город Батайск Ростовской области, недалеко от реки Дон. Там выгрузили и разместили под одной из станиц. Мы заняли боевой порядок, какой положено, и ждали: если немцы начнут форсировать Дон - готовы были их уничтожать. Но они не собрались с этим, потому что сам Ростов брали основные наши части - это 56-я армия. То есть, если смотреть с севера на юг, то слева Ростов, а справа станица наша. Там километров тридцать, не больше.
В общем, Ростов освободили и погнали немцев на Таганрог. Там есть завод, который комбайны делает - "Ростовмаш". Мы вышли к этому заводу (это в аккурат западнее самого Ростова), а затем нам поступил приказ: "Остановиться и сосредоточиться у Батайска для погрузки и отправки под Москву". В Резерв Главного Командования решили отправить наш полк. Где-то через полнедели мы собрались, нас погрузили и повезли.
Приехали мы под Москву уже в конце ноября и оказались на Можайском направлении. Вот там уже сильнейшие бои шли. Наш полк разместили на переднем крае. Пушки были километрах в трёх-четырёх от передовой, а боевые части и командир батареи - вместе с пехотой и артиллеристами, которые уже там воевали. Мы поговорили с солдатами - это было страшно: столько погибло там, стольких хоронили. До Москвы оставалось сорок километров всего лишь.
Вскоре наш полк вступил в бой. Вот там уже по-настоящему мы били по этим управлениям, которые немцы организовывали, по сосредоточениям танков и пехоты. Били здорово. И нам там хорошо помогала авиация, потому что расстояние до восемнадцати километров доходить могло - с наблюдательного пункта не увидишь. Когда связь была с авиацией, и радиостанции появились у командира полка, мы уже могли стрелять туда, куда надо. Авиаторы говорили: "Молодцы, хорошо стреляете".
А потом приехало шесть дивизий с Урала: три пехотные, одна танковая и две артиллерийские. И назначили 6-го декабря наступление на фашистов. Мы готовились. У нас газета издавалась фронтовая ("Защитник Родины", по-моему), в ней было написано: "Велика Россия, а отступать некуда - позади Москва". И вот с этим лозунгом фашистов начали 6-го декабря уничтожать. Отогнали их на двести километров от Москвы. В сорокаградусный мороз они ведь мёрзли, а мы им ещё добавляли.
- А вы как холод переносили?
Валенки нам выдали, полушубки. Всё было продумано. А они что только не находили, чтобы не замёрзнуть: на голову, на ноги наволочат всякую дрянь. Ой, посмотрел - это уже не солдаты. Это - ну не знаю, как назвать.
- Пленных брали в тот период?
Да, и много. Кто остался жив, тех заставляли бегом бежать, чтобы они не замёрзли (*смеётся). А потом - на Москву. Если ты смотрел хронику - показывали (забыл, в каком году), как немцев этих провели по Москве.
После этого нам приказали передислоцироваться на Северо-Западный фронт. А Северо-Западный фронт - это Старая Русса и Демянск. Немцы там не могли прорваться на Москву, потому что кругом были болота, топи, реки. И мы их тоже не могли выгнать. Только стреляли друг в друга. И там держались мы долго. Немцы сидели в Демянске больше года. И в Старой Руссе тоже. Старая Русса немножко севернее, чем Демянск.
Затем, так как я был членом партии с 41-го года, меня направили учиться. Куда? В Рижское военное училище при Северо-Западном фронте. Это училище так прямо с фронтом и отходило. Остановилось оно в населённом пункте Куженкино. Видимо, командование заметило, что я что-то полезное сделал (*улыбается), и меня направили туда.
- Ранений у вас не было до этого?
Нет. Я сам удивляюсь, как.
- Много к тому времени в полку оставалось тех, кто вместе с вами начинал воевать с первых дней?
Очень мало, очень. У меня самый лучший был друг, Саша Варзугин. Он из какого-то северного города, недалеко от Ленинграда. И погиб он вот там, под Демянском. Много там погибло: девяносто шесть человек...
Закончил я училище. Затем меня направили в Горьковскую область (*ныне Нижегородская), в посёлок Шиморское на Оке. Там было училище, которое готовило офицеров. Короче говоря, всего я одиннадцать месяцев проучился. Стал офицером, но уже миномётчиком: лейтенант-миномётчик 120-ти миллиметровых миномётов.
 |
| "Жди меня и я вернусь, Всем смертям назло. Кто не ждёт – наводит грусть, пусть скажет повезло!" На память любимой Вале от Михаила 1/IX 43 |
- Можно про учёбу подробнее?
Пожалуйста. Там была хорошая организация - это же тыл. Кормёжка отличная, занятия проводились очень строго: если что-то не изучил - готовься отчитаться, почему. Надо миномёт знать, надо уметь навести его в цель. Дальность миномёта - пять километров семьсот метров. Научили, короче говоря.
- Сколько человек было в расчёте?
Шесть человек. Во взводе три расчёта. А я был командиром взвода.
- Личное оружие миномётчикам полагалось?
У офицера был пистолет, у рядовых - карабин, небольшой такой. А этих длинных "трёхлинеек" уже не было. Автоматов тоже.
- Карабин лучше, чем "трёхлинейка"?
Лучше. Он, во-первых, легче, и стреляет точнее - прицел хороший. Ну, всё же старая винтовка есть старая. И таскать её тяжело, и по габариту тоже.
Окончил я это училище, присвоили мне звание лейтенанта и направили под Ленинград. Шёл 44-й год, блокада уже была ликвидирована. Прибыл я туда в июле, наверное. Наши части продолжали освобождать Эстонию, а я попал в 42-ю миномётную бригаду. Командиром взвода меня назначили: не миномётного, а разведывательного, потому что раньше я был разведчиком. Командир батареи и командир дивизиона приняли меня хорошо. Расспросили, как я, что закончил. -"Всё, теперь вот так работать будем".
И пошло. Начали первое наступление, второе наступление, форсировали реку и пошли наступать на Тарту - это город республики Эстонии. Не доходя до Тарту километров пятьдесят, встретили гряду высот старых. Раньше, видимо, они были как-то оборудованы (не знаю, в какую войну). Немцы заняли эти высоты и сильно укрепили: с пулемётами, с миномётами и так далее. Много погибло там наших. Пехоты столько перестреляли, что не знаю... Когда мы подошли туда, пехоты уже мало оставалось. Значит, наши командиры стали решать вопрос, как эти высоты взять. Решили использовать и артиллеристов, и миномётчиков.
- В качестве пехоты?
Да. Но нам уже выдали автоматы ППШ.
- И что можете о нём сказать?
Ну, если сравнивать ППШ и ППС, то ППШ лучше. Меньше задержек было у него при стрельбе - это самое главное. И второе - обоймы у него больше, чем у ППС. Так что в этом отношении, я скажу, очень хорошо наши поработали над этим оружием.
И вот, собрали нас - артиллеристов управления из двух полков. Это разведчики и связисты, которые всегда впереди. Сто двенадцать человек собрали и назначили меня старшим. Показали эти высоты, как к ним подойти. А высоты - 82,5. Большие, крутые - это не так просто взобраться. Но мы забрались. Три дня готовились эти высоты брать...
По времени, по отделениям, каждому было сказано, как действовать, команду одну слушать: красная ракета - значит, "вперёд". Решили атаковать в час ночи, потому что немцы любили поспать. Оставляли только пулемётчиков - это уже мы изучили. Подобрались без всяких криков, без всяких "ура", без всяких других команд - в тишине. Забрались на самый верх и начали сразу забрасывать траншеи гранатами. Они стали выскакивать, а мы их стреляли из автоматов. Уничтожили человек двадцать пять, может.
- До рукопашной дошло?
Нет, не дошло. Мы их уничтожили. И пулемётчиков - в первую очередь, чтобы они не стреляли. Освободили эту высоту, а на второй день командир дивизии собрал нас. Мне вручил "Красную Звезду", ну и некоторым другим тоже медали и так далее. Прямо на этой высоте. Вот так.
- Потери были у вас?
Да. Из моего взвода два человека погибло. Попали под обстрел: немцы хотя и бежали, но, заразы, тоже стреляли. А в других взводах - по одному, по два тоже. Ну, человек десять, наверное, мы потеряли. Это уже не так много: из ста двенадцати - десять человек, а высоту взяли.
После этого мы пошли вперёд и освободили Тарту. Фашисты уже бежали. Потом взяли Пярну - это город на берегу Балтийского моря. Там у немцев были теплоходы, на которых они хотели бежать. Но мы успели и туда. И артиллеристы наши успели - обстреляли их. Так они и остались. Вот это я помню хорошо.
И потом нам дали приказ отправиться под Варшаву. Мы уже были в резерве командования 18-й артиллерийской дивизии имени Жданова, куда входила наша 42-я миномётная бригада. Там мы готовились месяца полтора-два. Дело было к зиме уже. И потом пошли дальше на запад. Но в Варшаве мы не были, её освободил 1-й Украинский фронт. А мы двинулись на Вислу.
- Какие отношения были с мирным населением?
Когда мы были в Эстонии - знаете, мы гоним фашистов, а эти эстонцы стоят и хоть бы вынесли кому-нибудь воды выпить. Хотя бы это. Нет. Не было дружбы с Эстонией. А в Польше - наоборот. В Польше, когда начали освобождать населённые пункты, нас встречали с квасом, с чаем - пожалуйста. Вот, сразу разница. Поляки хорошо встретили, молодцы.
Дошли мы, значит, до Грауденца. Есть такой город на Висле - это в том месте, где она поворачивает на Балтийское море. Брали этот Грауденц другие части, а мы километра на три южнее от города находились. Но всё равно бой был очень сильный. Нашли лодки, сделали из деревьев плоты, стали переправляться - река полная была. Немцы начали бомбить, стрелять, миномётами бить с того берега. А мы с этого - надо же переправиться, уничтожить их. Но основную переправу сделали сапёры: навели понтонный мост, и он нас спас. Мы через него и наши миномёты 120-ти миллиметровые перетащили. Перевезли всё, и на Одер. Ой, Одер-Одер... Там такое творилось - никогда не забудешь (*вздыхает). Я тогда уже командиром миномётной батареи был.
- В звании вас повысили?
Да, старший лейтенант. Подготовили переправу через Одер. Сапёры мостов навели несколько - иначе и нельзя было, настолько там сильная была оборона. Фашисты всё туда кинули, чтобы уничтожить, не допустить нашего прорыва. Но не выдержали. Мы всё равно форсировали Одер и погнали их вглубь. А погнали почему? Наши, перед тем, как наступать, включили прожекторы. Ослепили весь берег ихний, и они не могли стрелять даже. Они не могли ничего сделать и побежали. А мы переправились и начали их гнать.
Дальше были Зееловские высоты - это километров пятьдесят от Берлина. Три дня их брали. Справа и слева окружили, и всех, кто в середине был, выгнали и уничтожили. Взяли высоты, а 24-го апреля 45-го года были уже на окраинах Берлина и уничтожали фашистов в самом городе. Пушки там стрелять не могли, потому что кругом дома, а мы со своими миномётами там давали. Я со своей батареей все мины выпустил. Заместителя своего, командира взвода, спрашиваю: "Сколько осталось мин?". -"Тридцать шесть". -"Хорошо". А у меня шесть миномётов - это по шесть мин на каждый. И пошло: десять секунд - выстрел. И этот огонь был уже по площади перед Рейхстагом.
Кстати, я ещё не сказал. Когда мы вошли в Берлин, то на каждом окне висел белый флажок, и из тех домов, которые не были разбиты, орали: "Гитлер капут!". В общем, последние мины мы выпустили по Рейхстагу и по площади. В первую очередь - по площади. Она очень большая, и мина хорошо летит. А мы с командиром соседней батареи залезли на третий этаж разбитого дома и командовали. До Рейхстага было километра полтора-два, и нам было хорошо видно в бинокль. Выпустили все снаряды - это было 1-го мая. И на этом 2-го мая закончили войну.
- На Рейхстаге расписались?
2-го мая я с командиром этим, своим другом, с которым вместе воевал, договорился пойти всё же и оставить роспись на память. Пошли и расписались. Не штыком, а этим, ну, у автомата как он называется? Штык, короче говоря, но он носился отдельно.
- У автомата тоже штык был?
Да, сверху надевался. Такой, как кинжал. Мы с ним фамилии и инициалы нацарапали, и на этом закончилось всё (*улыбается).
 |
| «Вайсенфельс, 25 км от Берлина, 1945» (Плотников М. И. в центре) |
- Ранения у вас были за всю войну?
При форсировании реки Вислы меня ранило: осколками мины ноги пробило. Она, зараза, чуть только земли коснулась - сразу бьёт. И контузило там же. Я две недели пролежал глухим и с кровью из ушей.
- Сейчас Красную армию часто обвиняют в том, что было много случаев изнасилования немок нашими солдатами.
Я до 50-го года в Берлине служил, был в нескольких дивизиях там - ни одного случая не было. Ни одного. Мы бы это знали. И немцы наших не трогали. Честно говорю.
- Что можете сказать по поводу НКВД и заградотрядов? Сейчас говорят, мол, они чуть ли не в спину своим стреляли.
В нашем полку, в нашей дивизии такого не было. Вот ответ, другого нет. Чтобы этим занимались и ещё нас, солдат, отвлекали - нет, абсолютно.
- К Сталину у вас какое отношение?
К Сталину отношение, как к руководителю государства. Его все уважали: как он сказал - так должно быть. У него было очень много недостатков (он грузин, а мы русские), но у него была твёрдая рука, а это и надо людям советским. И это сыграло большую роль в войне.
- До начала войны ходили какие-нибудь слухи о возможном нападении Германии?
Фашистов - нет. А вот Финляндии - да.
- Как вы относитесь к немцам сейчас? Осталась ненависть?
Нет, никакой. Мы воевали: они против нас, мы против них. Мы их победили, всё!
- А с их союзниками сталкивались на фронте? С румынами, например, или с венграми.
Нет, ни разу.
- По поводу ленд-лиза что можете сказать? Получали американскую технику, продукты?
Нет. До 44-го года абсолютно ничего не было. Потом американцы начали нам помогать. Тогда мы уже и в печати увидели, и руководители нам говорили об этом.
- И какое у вас отношение к союзникам в целом? Американцам, англичанам.
У меня в целом к американцам и англичанам того времени положительное, потому что они откликнулись. И мы разговаривали между собой так: раз они нам помогли - значит, они подумали, что фашисты на них тоже нападут.
- Какие настроения были в армии в начале войны? Верили в победу?
В начале - нет, откровенно говорю. А потом у нас появилась уверенность, что мы победим.
- Это с какого периода?
Да примерно с 41-го года, когда я под Луцком воевал. Пусть мы отступали - не важно. Всё равно у нас было настроение: мы победим.
- Какие вещи вы обычно носили с собой на фронте?
А у нас вещевых мешков не было. У нас было что? Во-первых, противогаз.
- Вы не выбрасывали их?
Куда выбрасывали?
- Я читал, что противогазы часто выбрасывали за ненадобностью.
Это мог только дурак выбросить - вот вам ответ. А вдруг фашист газ пустит? У нас в противогазных сумках лежало ещё по три бутылки воспламеняющейся смеси. А другое что? Лопата с правой стороны, винтовка (потом уже автомат появился), шапка - это если зимой. Всё, больше ничего у нас не было. Плащ-палатки мы не носили.
- Ну а бритвы не было, что ли?
Бог ты мой, бритва (*смеётся). Я скажу тебе насчёт бритвы, дорогой мой Дима: в войну у меня бритвенных принадлежностей не было. Я не брился - не надо было. А уже когда война кончилась, я приобрёл электробритву.
- Случаи дезертирства у вас в полку были?
Ну, я насчёт нашей части могу только сказать, как солдат. Бывали такие случаи, когда мы воевали под Луцком: того не стало, другого не стало. У нас же украинцев много было в полку. Подходим к одному селу - смотришь, Ивана нет. Приходим к другому селу - нет Сергея, Петра. Я был коммунистом, ты знаешь. Командование наше решило организовать охрану, потому что так же нельзя. Я в этой охране тоже был, в числе других солдат. Мы отступаем, начинается вечер. Останавливаемся в поле, нас собирают, командир приказывает: "Организовать пояс охраны". Всё, ночью с оружием три часа стоишь, потом тебя меняют. И вот мой случай. Я стою на посту, кругом рожь, вдруг слышу - кто-то шумит. Кричу: "Кто?!". Ноль реакции. Делаю выстрел, потом второй. Прибегает ко мне начальник караула: "Что такое?". -"Да вот, идут". И никого не нашли... А он всё же был. Оказывается, я прямо стрелял. Его нашли потом. Не знаю, кто это и что. Но был такой вот случай.
- Вы курили на фронте?
В жизни не курил. У меня лучший друг был, Саша Варзугин (я рассказывал). Мы с ним в одном взводе служили. И как-то раз, когда мы под Демянском стояли, немцы начали нас бомбить. Мы называли это "началась катастрофа". Потом, когда перестали, Саша ко мне подходит: "Миш, ну что?". -"Ничего". -"Давай закурим". -"Ради чего? Я не курю". -"Ну давай закурим, такая хреновина, надо же себя успокоить." -"Нет". Он тогда из газеты накрутил самокрут, половину мне, половину себе, зажёг: "Давай". -"Ну хорошо". -"Глубже". Я как вдохнул, и как стало мне плохо. Закашлял, меня начало рвать. Говорю: "Слушай, Саша, всё, перестань! Больше я курить не буду и тебе тоже не советую".
- А спиртное употребляли?
Вы знаете, когда наступление начиналось, то эти "каптёрщики", как мы их называли (ну, обслуживающий персонал), наливали нам по сто граммов.
- Как вы думаете, за счёт чего советский народ победил в той войне?
Вот этот вопрос философский. А я скажу, как я это оцениваю: за счёт того, что у наших советских людей был патриотизм - то есть любовь к своей Родине. Только за счёт этого.
 |
| 03.04.2013 |
Комментариев нет:
Отправить комментарий